— Вот, царевич,— сказал Константин Григорьевич,— как придет тепло — поплывешь по синему морю в дальние страны.
— Зачем тратился? — укорил его отец. Базовский отмахнулся.
Отец для этого вечера выставил свою водочную коллекцию. Есть у него такая давняя слабость: готовить водочные настойки. В серванте выделено особое отделение, запретное для всех членов семьи, в нем всегда стоит целая батарея бутылок с водками разных цветов, настоянных на всяких листочках, корешках и корочках: рябиновая, калгановая, смородиновая, лимонная, анисовая, апельсиновая, еще какие-то таинственные. Отец весьма гордится, что в этом деле у него есть свои открытия и секреты. Сейчас, украшая стол, среди закусок сверкали графины с настойками всевозможных расцветок и ароматов. Конечно, такую водку полагалось пить только из хрустальных рюмок. Иной посуды отец не признавал, отвергал даже серебряные чарки.
После нескольких тостов настроение поднялось. Особенно сильно и быстро захмелел Константин Григорьевич.
Павлик полез с расспросами, как я думаю устраивать свою жизнь, собираюсь ли вернуться в институт.
Об институте я много и, чего скрывать, горестно думал в армии. Меня сорвали с третьего курса. Призывали парней военных лет рождения. Их, как известно, было немного. Тогда и стали подметать всех льготников и получавших отсрочки. Так я, льготник, взрослый парень, студент, попал вместе с подростками — вчерашними школьниками — в армию.
— Считай, что и тебя зацепила война,— сказал мне тогда, подбадривая, отец.— Примирись... Наверстаешь потом эти годы. У жизни есть свои жестокие необходимости. Никуда от них не денешься, сынок.
Это я все понимал. Но три года пришлось списать. Ребята и девушки, с которыми я начинал, успели защитить дипломы и работали инженерами, вроде Павлика, некоторые успели обзавестись семьями и детей растили. Я остался великовозрастным недоучкой.
Поступать в институт? Стипендию мне при хорошем заработке отца, конечно, не дадут: обеспеченный иждивенец. Садиться на шеи отца, Ленки, тети Нади? Не стыдно ли будет здоровому парню?
Да и захотелось пожить свободно, без всяких ограничений, по своему распорядку, иметь деньги, а не ждать, когда тебе купят рубашку, брюки, туфли. Ведь взрослый же человек! И кое-какие мужские привычки уже появились. Они требовали расходов. Пока поработаю, решал я, и поучусь на заочном.
Все это под хмельком и выложил Павлику.
— В принципе не одобряю,— загудел на всю комнату Павлик.— Поступай в институт на нормальное дневное отделение.
Мой ответ его огорошил.
— Ты это всерьез? Чепуха какая-то... Шофером автобуса! Дурацкая затея. Ведь это подлая растрата времени.— Павлик разгорячился.— Должность инженера — высокая,— убежденно сказал он, словно с ним кто спорил.— К ней надо готовиться серьезно, а не между прочим.
Мне Павлик даже рта не давал открыть.
— Инженер становится на предприятиях главной личностью. Единичный опыт самого хорошего рабочего мало, что может теперь дать полезного производству,— вдалбливал он в мою голову.— А читал ты очерки о настоящих инженерах? Редко? А о передовых рабочих? Сколько угодно. Не понимают, что без инженера рабочий сейчас ничего не сможет решить и сделать.
Павлик ближе придвинулся ко мне.
— Жизнь смыкается с наукой. Возьми заводскую практику. Наука может изменить характер любого производства. Чувствуешь? Новаторам такое никогда и не снилось. Если, скажем, отдать наш металлургический завод в полное распоряжение ученых, то убежден — через полгода даст продукции вдвое больше. Конечно, в организации все будет перевернуто. Но ведь мы консерваторы. Только клянемся в любви к техническому прогрессу, а возможностей его трусим. Легче, конечно, привычнее построить новые заводы по старой схеме, чем думать о технической революции на действующих. Кустари! Не можем вырваться из круга предрассудков. И все же наука наступает! А тут инженер — если хочешь, посредник между нею и заводом. А ты!..— Он даже задохнулся.— Скандачка желаешь? В шоферы... чтоб полегче... Не верно это, учти...
— Чего ты на него набросился? — вступился за меня Николай Иванович, давно привлеченный громким голосом Павлика.
— В шофера автобуса собрался. Ладно, по-твоему? Если он думает быть инженером, то этому надо подчинить все. А не валять дурака! Потерял три года, сколько еще собирается потерять?
— А рабочих, зачем зря обижать? — усмехнулся по-хорошему Николай Иванович.— Увлекаешься, Павлик. Еще нужны... Долго, наверное, будут нужны. Да и разве не видишь, как меняется рабочий. Сколько их учится в институтах и техникумах? Ведь так?