— Какие у тети Нади отношения с Николаем Ивановичем? — спросил я и тут же раскаялся.
Отец резко повернулся ко мне.
— Ты о чем думаешь? — сердито спросил он.— Соседские сплетни успел услышать?
— Да ни о чем плохом не думал,— поспешил я заверить отца.— Знаю только, что на заводе они вместе.
— Давно бы открылась Надежда,— спокойнее сказал отец.— Не стала бы скрывать...
Он помолчал.
— Столько они с этой проклятой рудой бьются,— сочувственно заговорил он погодя.— Изводят друг друга, покоя не видят. Все давно отступились, а они нет, уперлись. Может, одна Надежда не потянула бы, да этот забияка появился, вздохнуть не дает, взвинчивает, накаляет.
Имени Бориса мы оба даже не упомянули.
Так прошел мой первый день по возвращении из армии.
2
В нашем доме всегда, даже в праздничные дни, поднимались очень рано. Этот порядок сохранился.
Сквозь сон я услышал тихие шаркающие шаги отца. Он прошел на кухню, загремел чайником, наверное, зажег газовую плитку. В своей боковушке запела что-то тихое Ленка. Слушать сестру было приятно. Зашумела в ванной вода, видимо, тетя Надя, как обычно, принимала холодный душ.
Разбуженный утренними шумами и звуками просыпающегося дома, я, довольный началом вольной жизни, некоторое время нежился на диван-кровати, потом подал себе решительную армейскую команду: «Подъем!» вскочил, натянул тренировочные брюки и выбежал во двор.
Наш дом стоял на самой окраине Крутогорска, почти у пруда. От нас хорошо были видны горы. Среди сосен, подступавших к кромке берега, плавали клочья легкого тумана. Деревья круто по горбинам скал взбирались все выше и выше с уступа на уступ, образуя отвесную зеленую стену. Кое-где виднелись каменные обнажения. Небо над вершинами в этот час разгоралось все ярче, а вся долина и наш поселок лежали в утренней полумгле.
«Вот и дома!» — радостно подумал я опять.
У сарая, за кустами сирени, мы в свое время с Борисом оборудовали гимнастический уголок. Минут пятнадцать ушло на разминку, упражнения с гантелями, на турнике и обливание водой.
— Хочешь взглянуть, каким стало Собачье кладбище? — предложила после завтрака Ленка.— Кстати, проводишь во Дворец культуры. У нас сегодня утренняя спевка.
Мы отправились.
Собачье кладбище — место довольно знаменитое в Крутогорске. На обширную площадку за рекой весь город ночами, таясь, свозил мусор и всякие нечистоты. Трупы собак и всякой домашней животной дохлятины таскали туда открыто среди белого дня. Отсюда и пошло название. Вонючее место! Всегда оттуда тянуло отвратительными запахами, на поле курились ядовитые дымки. Все старательно обходили его стороной.
Теперь за рекой на месте Собачьего кладбища встали дома большого каменного города. Я шел рядом с Ленкой и рассматривал высокие, в пять и девять этажей, здания современной архитектуры, светлых тонов, с висящими балкончиками, со сверкающими зеркальными витринами нижних этажей. Чудеса! Попалось даже несколько кафе. Фасонистые завитушки букв заманчивых названий: «Космос», «Ландыш», «Уральское». Это в нашем-то заводском городе, где раньше имелся единственный паршивенький ресторан «Москва».
После таежной глуши все это действовало ошеломляюще.
— Нравится? — вроде равнодушно спросила Ленка.
— Величественно!.. Слушай, разве мы не могли получить квартиру в этих домах?
— Папа не хочет. Привык. Да разве у нас плохо?
— Городских удобств нет. До магазинов далеко. Тут совсем другая жизнь.
— Подумаешь... У нас, зато просторнее и свободнее. Ты квартир не видел — теснота, в комнате не повернешься.
— Зайдем? — показал я на вывеску кафе «Ландыш».
— В другой раз. Правда, что ты собрался в шофера автобуса?
— Твердого решения не принимал,— успокоил я Ленку.— Всякие варианты крутятся.
Не буду же я с ней обсуждать свои дела.
— Не делай глупости,— попросила Ленка.— Поступай в институт. Павлик правильно советует.
Прозвучало это как ссылка на весьма авторитетного человека. Вот кто Павлик для нее! Я только усмехнулся про себя.
Я спросил Ленку о Маше. Этот вопрос вертелся у меня с утра. Она хмыкнула что-то неодобрительное и вроде без особой охоты показала, в какой стороне теперь Маша живет.
Мы медленно прошагали по главной улице нового города до самого ее конца и остановились перед внушительным зданием Дворца культуры. Оно не изменилось, и было мне отлично известно. Двенадцать мощных колонн уходили, казалось, под самое небо. Там на карнизах удобно и безопасно устроились голуби. Мы всегда старались поскорее проскочить через опасную зону, чтобы не получить на голову малоприятную белую блямбу. Дворец культуры стоял тогда на краю пустыря, и в дождливую погоду добираться до него было предприятием затруднительным. Теперь же он отлично вписался в каменную артерию — новую главную улицу. Площадь перед Дворцом залита асфальтом, боковые чугунные ворота открывали вход в просторный парк.