Затаенной тревогой, скрытой угрозой веяло от каждого документа разведки. Читая и перечитывая их, сравнивая теперешнее положение с недавним прошлым, Бочаров ощутимо чувствовал, как осложнилось положение на фронте. Даже не искушенный в военном деле человек, имея у себя документы, которые изучал Бочаров, мог твердо сказать, что неумолимо приближается начало роковых событий.
— Вернулись? — услышал Бочаров стремительный говорок Решетникова. — Как дома?
— Отца похоронили, — сдавливая опять подступивший к горлу комок горечи, ответил Бочаров и, пожав руку Решетникова, тихо добавил:
— И дочь родилась.
— Да, да, — проговорил Решетников, — отец умер, дочь родилась. Так и идет вся наша жизнь: одни, сделав свое, уходят, другие приходят.
Он присел напротив Бочарова, сдвинул густые, высветленные брови и, о чем-то напряженно думая, всмотрелся в лежавшую на столе карту.
— Да-а, жизнь, жизнь! Весьма сложная, весьма трудная это штука, — задумчиво проговорил он и, оживясь, кинул на Бочарова странно тревожный взгляд.
— Случилось что-нибудь, Игорь Антонович? — невольно привстал от этого взгляда Бочаров.
— Пока не случилось, но весьма скоро может случиться, — сжав длинные сухие пальцы, сказал Решетников и склонился к Бочарову. — Только сейчас говорил с Москвой: у них есть данные, что противник в ближайшие дни начнет решительное наступление на Курск. Ставка Верховного Главнокомандования специальной телеграммой предупреждает об этом командующих Воронежским и Центральным фронтами.
— Это вполне вероятно, и этого нужно было ждать, — вспоминая все, что только узнал о противнике, сказал Бочаров.
— Вероятно, весьма и весьма вероятно, — задумчиво повторил Решетников. — Время самое удачное для начала наступления. Сосредоточение ударных группировок они, кажется, закончили, — кивнул он головой в сторону оперативной карты, — и погода установилась чудесная. Даже в низинах и балках земля высохла. Наступай в любом месте — никаких препятствий. Да, весьма и весьма выгодное для них время, — вновь повторил он и, опять сжав кулаки, склонился над картой. — Только для нас это не выгодно. Еще бы пару недель, хоть недельку. Большинство нашей артиллерии только что встало на огневые позиции и еще не освоилось с новыми условиями. Да и войска не полностью укомплектованы людьми и вооружением. Еще бы недельку, одну недельку! — словно умоляя кого-то, воскликнул генерал и смолк.
Молчал и Бочаров. Синие круги и овалы вокруг Орла и у Белгорода сейчас особенно отчетливо выделялись на карте. Казалось, их стало еще больше и они еще ближе придвинулись к нашей обороне.
— Да, да, да! — застучал пальцами по столу Решетников. — Оборона, конечно, у нас сильная, весьма сильная. Такой обороны еще не знала история, но и противник силен, весьма и весьма силен. Ох, крутая и жестокая будет борьба! И все решат, конечно, ре-зе-р-вы! Вот что, Андрей Николаевич, — продолжал он, глядя на Бочарова, — я поеду, посмотрю армейские и фронтовые резервы. Вы оставайтесь здесь и вживайтесь в обстановку. В Москву я все только что доложил.
— Может, мне поехать в дивизии первого эшелона? — предложил Бочаров.
— Нет, сейчас там, пожалуй, делать нечего, — возразил Решетников. — Они приведены в боевую готовность, и всякое посещение в такое время будет только отвлекать командиров. Сами понимаете, какое там сейчас напряжение.
Предупреждение Верховного Главнокомандования о возможном переходе немецко-фашистских войск в наступление сразу изменило всю жизнь фронта. Прекратились окопные работы в главной полосе обороны, и все люди заняли боевые места. Командиры подразделений, частей и соединений вышли на свои наблюдательные пункты и, ни на секунду не отлучаясь, настороженно следили за противником. На переднем крае словно вымерло все, затаилось, с минуты на минуту ожидая начала вражеского наступления.