— На Курском выступе, — спокойнее, но все так же твердо продолжал Модель, — русские создали мощнейшую и сложнейшую систему инженерных сооружений и заграждений. Непосредственно по переднему краю проходят три, местами — четыре, а кое-где даже пять сплошных траншей. За ними в некотором удалении идет второй пояс из двух-трех траншей, затем — третий пояс… И все это заполнено войсками, связано огневыми позициями, минными полями, проволочными заборами. Чтобы сказать, что мы оборону русских прорвали, — возвысив голос, Модель вновь всмотрелся в Гитлера, — нам нужно продвинуться по меньшей мере на двадцать пять километров. А это значит: на всем этом пространстве придется вести не обычное наступление, а прогрызать, проламывать, штурмовать сплошные укрепления. Для этого нужны силы! То, что у нас есть, — недостаточно для прорыва такой обороны. Нас не спасет даже превосходство в танках, которое мы сейчас создали. Русские перебросили на Курский выступ большое количество новых противотанковых орудий — восьмидесятипятимиллиметровых пушек. Эти пушки с мощным снарядом. Они способны пробить даже лобовую броню «тигра», не говоря уж о других наших танках, — отрывисто махнул рукой Модель и смолк.
— Следовательно, нужно усилить наши ударные группировки, — опять удивительно спокойно, без обычной резкости сказал Гитлер. — Я удвою количество танков в ваших ударных группировках, — теперь уже с обычной властностью выкрикнул Гитлер, — я переброшу к вам значительное количество «тигров», «пантер», штурмовых орудий. Я передам вам грозную силу — сверхмогучий батальон непобедимых «фердинандов». Если я сделаю это к 10 июня, вы сможете сломить оборону русских? — устремил он огненный взгляд на Моделя.
— Для прорыва такой обороны, что перед моими войсками, — стойко выдержав взгляд Гитлера, все так же спокойно, с достоинством заговорил Модель, — мне нужно шесть дней. В более короткий срок такую оборону прорвать невозможно.
— Позвольте, — видимо потеряв самообладание, дрогнувшим голосом сказал Клюге, — позвольте сказать. Это абсурд! — визгливо выкрикнул он, увидев утвердительный кивок Гитлера. — Данные Моделя о том, что глубина оборонительных позиций русских достигает двадцати километров, преувеличены.
— Это подлинный, неоспоримый факт, — даже не взглянув в сторону Клюге, отрубил Модель.
— Не факт, а преувеличение, — разгораясь, уже совсем грубо прокричал Клюге. — Аэрофотоснимки показывают: то, что вы называете траншеями, позициями, не что иное, как развалины старых окопов, оставшиеся от прежних боев.
— Эти развалины могут стать могилами десятков тысяч наших солдат, — сквозь зубы, презрительно морщась, процедил Модель. — По всему видно, что противник рассчитывает на наше наступление. Поэтому, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой тактике, а еще лучше вообще отказаться от наступления, — трагическим шепотом закончил он и сел.
Эти слова и, особенно, тон голоса Моделя были так неожиданны и так смелы, что все генералы замерли, с трепетным ожиданием глядя на Гитлера. Только один Модель был по-прежнему спокоен и старательно приглаживал свои черные волосы.
В первые мгновения всем показалось, что Гитлер по обыкновению взорвется, накричит на Моделя и сомнет его, раздавит, обратит в невидимый прах. Но Гитлер молчал, и ни один мускул не дрогнул на его жестком лице. Только длинные, костлявые пальцы правой руки нетерпеливо крутили пуговицу френча, едва заметно вздрагивая.
— Подготовка нашего наступления затянулась. Русские же успели создать оборону. Окружить их крупные силы сейчас не просто. Наших войск недостаточно. Танки, танки, больше нужно танков. И время для этого. Отложить операцию. Усилить группировки, — скороговоркой, едва слышно бормотал он и вдруг, окинув взглядом мутных непроницаемых глаз Клюге и Манштейна, резко спросил:
— Ваше мнение?
— Я считаю доводы генерала Моделя предвзятыми, — спокойнее, но с заметной злостью на Моделя, заговорил Клюге. — Если мы отсрочим операцию, мы упустим выигрышный момент, мы упустим инициативу.