Вокруг было темно и тихо. Поветкин резко встряхнулся, чиркнул спичкой и посмотрел на часы. Было без двадцати час. Он торопливо поднялся, подпоясал ремень, застегнул гимнастерку и вышел из землянки. Прохладный воздух бодрящей волной приятно ударил в лицо. В небе все так же безмятежно мерцали звезды. Где-то справа глухо перестреливались.
— Ты, Сергей?.. — выйдя из укрытия НП, спросил Лесовых. — Почему так рано встал?
— Освежился немного, и хватит. Теперь твоя очередь. Что противник?
— Минут двадцать назад шум моторов утих. Началось какое-то движение в траншеях. Слышен говор, иногда металлические стуки. Дважды в первом батальоне вспыхивала перестрелка. Как выяснилось, все случайно. Первый раз немцы начали, а наши ответили. А вот совсем недавно наши переполошились. Показалось им, что немцы подползают к проволоке, и застрочили.
— Листовку о Василькове написал?
— Написал, размножил и во все взводы разослал.
— Теперь иди спать.
— Полежать полежу, устал очень, — послушно согласился Лесовых, — а заснуть едва ли удастся.
— Ничего. Закрой глаза и считай до тысячи, — посоветовал Поветкин и, вспомнив свой сон, сердито добавил:
— Ну, иди, иди. Каждую секунду использовать нужно.
Отправив Лесовых, Поветкин спустился в блиндаж, посмотрел в едва заметные просветы всех амбразур и, присев на ступеньку, закурил. Болезненный шум в голове постепенно утих, и мысли опять потекли спокойно и ровно.
В два десять по плану должна начаться контрподготовка. Общий сигнал: серия красных ракет над командным пунктом дивизии и слово «шквал» по телефону. Первыми бьют реактивные минометы. За ними вся артиллерия с закрытых позиций, батальонные и ротные минометы. А немцы шумят на переднем крае. Значит, пехота исходное положение для атаки занимает. А как начнется сама атака?.. Напором танков, или сначала они бросят на прорыв пехоту с небольшими группами танков?
— Приполз, приполз! — обрывая мысли Поветкина, закричал невидимый в углу блиндажа телефонист.
— Кто приполз? — решив, что телефонист задремал и прокричал это спросонья, рассердился Поветкин.
— Он приполз… Наш телефонист… Майор Бондарь, — захлебываясь словами, бессвязно выкрикивал телефонист.
— Куда майор Бондарь приполз? Какой телефонист? Говорите толком!
— Наш телефонист… майор Бондарь говорит, Саша Васильков приполз.
— Васильков?!.. Быстро Бондаря вызывайте… Что с Васильковым, где он? — услышав голос Бондаря, спросил Поветкин.
— Васильков сам приполз в первую траншею, — доложил Бондарь. — Ранен осколками в руку и в плечо. Ранение не тяжелое, но сам он очень сильно контужен. Ничего не слышит и почти не может говорить.
— Немедленно носилки и на полковой медпункт. Что противник?
— Совсем затих. Ничего не слышно и не видно.
— Поговорив с Бондарем, Поветкин хотел было позвонить на медпункт, но, вспомнив сон, положил трубку.
— Будете еще с кем говорить? — предупредительно спросил телефонист, видимо озадаченный странным молчанием Поветкина.
— Да, да. Вызывай первый батальон, потом гаубичный и минометный дивизионы, истребительные батареи и танковую роту.
В телефонных разговорах Поветкин скорее по тону голосов, чем по словам командиров подразделений уловил немного нервное, но бодрое и уверенное настроение, царившее в полку, и ощутимо почувствовал те незримые нити, которые связывали его со всеми этими людьми.
Уточнив положение в подразделениях и узнав, что ничего нового о противнике нет, он позвонил своему начальнику штаба, приказал подготовить донесение в штаб дивизии и проверить, пришла ли машина с боеприпасами.
Время приближалось к двум часам. Над землей все так же висела зыбкая тьма, озаряемая только мерцанием звезд. До начала контрподготовки оставались считанные минуты. Вот-вот над высотой у развилки дорог, где располагался наблюдательный пункт генерала Федотова, взовьются красные ракеты, и разом загрохочет вся наша артиллерия, заливая огнем и сталью позиции гитлеровцев.