Как и всегда перед началом большого дела, Поветкину думалось, что время остановилось на месте. Казалось, прошла уже целая вечность, а часы показывали всего лишь без десяти два.
— Вас, сам генерал, — тревожно прошептал телефонист, протягивая Поветкину трубку.
— Не спите? — спросил Федотов. — Немного отдохнули? Это хорошо. Противник и перед вами затих? Это совершенно понятно. Затишье перед бурей. Ничего, ждите. Скоро будет сигнал.
Разговаривая отрывочно, полунамеками, Поветкин отчетливо понимал все, что хотел ему сказать генерал, и чувствовал, что он также понимает каждую его мысль. Эта особенность незримой связи между командиром и подчиненным всегда ободряюще действовала на Поветкина. Он чувствовал в такие моменты огромную силу окружающего его коллектива, и все беспокойное, тревожное исчезало куда-то, заменялось нараставшей уверенностью, что все будет хорошо и именно так, как нужно.
— Ну, Сергей Иванович, — прощаясь, сказал генерал, — смотри в оба! И главное, не теряйся и помни, что рядом с тобой и позади огромные силы.
— Ясно, товарищ генерал, все ясно! — взволнованно воскликнул Поветкин и, отдав трубку телефонисту, вышел из блиндажа.
Звездная россыпь как будто побледнела, хотя небо по-прежнему было бездонно-чистое. Весь фронт лежал безмолвно, словно затаясь перед надвигавшейся грозой. Длинная стрелка наползала на цифру двенадцать. Еще десять минут и…
Поветкин не успел додумать, ослепленный множеством бледных вспышек далеко в расположении противника. С глухим рокотом донеслись отдаленные раскаты, и сразу же, сотрясаясь, засвистел, застонал воздух, потом все раскололось множеством вспышек там, где оставалось наше боевое охранение.
— Опередили нас, — с отчаянием прошептал Поветкин и нырнул в блиндаж.
Вой и грохот все нарастали. С трудом поймав телефонную трубку, Поветкин вызвал Бондаря.
— Что, что делается?
— Бьет по боевому охранению, — яростно кричал Бондарь, — немного задевает передний край. Из немецкой траншеи выскакивают пехотинцы. Сквозь разрывы вижу танки. Они развертываются, движутся к нам.
— Спокойно, — в ответ ему, напрягая весь голос, кричал Поветкин, — не спешить открывать огонь! Подпустить танки ближе, бить только в упор. Кто перебивает? — услышав чей-то посторонний голос крикнул Поветкин.
— Телефонист я, — ответил голос, — с ЦТС[3]. По линии передали «шквал».
— Замечательно! Молодец! — кричал Поветкин. — Повторяй по всем линиям. Повторяй без конца!
Шумно дыша, он оторвался от телефона и выскочил из блиндажа. На всем пространстве, насколько хватало глаз, бледно-кровавое небо прорезали огненные полосы реактивных мин. Позади, справа, слева полыхали залпы батарей, дивизионов, целых артиллерийских полков и бригад. Выстрелы и взрывы смешались в один сплошной ревущий гул. Вся широченная полоса холмов, лощин и высот по ту и другую сторону от нейтральной зоны полыхала сплошным разливом бесчисленных взрывов.
— Что случилось? — тряс Поветкина за руку прибежавший Лесовых.
— Фашисты артподготовку начали, — прокричал ему на ухо Поветкин, — а наши сразу же ответили контрподготовкой. Видишь, что творится. Теперь кто кого!
С каждой секундой грохот и пламя взрывов все ширились и нарастали. Среди низких вспышек далеко за передним краем противника взвился в небо огромный столб пламени и, повисев мгновение, рассыпался каскадом огненных брызг.
— Горючее взорвалось! — крикнул Поветкин. — Смотри, смотри — второй взрыв.
Теперь уже в разных местах по всему расположению противника полыхали пожары. Прошло уже более двадцати минут яростной дуэли, но сила огня с той и с другой стороны все нарастала, ни на секунду не снижаясь. Только в волнах дыма заметно побледнели отблески взрывов и почти совсем погасли звезды.
— Сдают, сдают фрицы! — воскликнул Лесовых. — Видишь, все реже и реже рвутся их снаряды.
Впереди, где только что бушевало огненное море, и в самом деле затихло, а дальше, за нейтральной зоной, там где змеились вражеские траншеи, все так же полыхали взрывы и неумолчно грохотало. Когда сила огня начала снижаться, небо вновь прорезали огненные хвосты реактивных мин, сплошным разливом пронеслось по земле пламя взрывов, и сразу же все замерло. Опять густая тьма свалилась на землю. Только далеко на юге, в стане противника, все еще кровавили небо неутихавшие пожары.
Глава тридцать вторая