— Нет, Алексей Миронович, — так же сбитый с толку словами Гвоздова, сказал Привезенцев, — председательское кресло не по мне. Я же педагог, учитель, мое дело с детишками возиться.
— Ну, учителей-то проще простого найти, а председателей колхоза раз-два и обчелся. Там, в школе-то, по книжкам все расписано, а в колхозе руководить нужно, головой кумекать. Да и рука нужна твердая, могутная, так, чтобы не дрогнула. А у вас она как раз военная, на больших делах отвердевшая.
— Да что ты агитируешь-то, — сердито оборвала Гвоздова Наташа, — прежде дай человеку осмотреться и передохнуть. А к тому же, — сурово сдвинула она брови, — не твоя забота, где ему работать.
— Ну, все, все, молчу, — замахал руками Гвоздов, — я так это, к слову. Пойдемте-ка лучше ко мне домой. Медком угощу, да и завалилась там у меня настоящая белоголовая…
— Нет, — не дала договорить ему Наташа, — мы к Слепневым идем.
— Ну, тогда вечерком милости прошу, — не сдавался Гвоздов, — попросту, без всяких церемоний.
— Там видно будет, спасибо за приглашение, — сказала Наташа и решительно взяла Привезенцева под руку.
Неторопливый, с ясными, слегка прищуренными глазами и серебристой проседью в волосах секретарь райкома партии удивительно напоминал Привезенцеву Поветкина. Он даже почти точно повторял поветкинское движение, левой рукой поглаживая до синевы выбритый подбородок и в такт разговору постукивая пальцами. Только его правая рука в черной перчатке висела безвольно, не взмахивала, как у Поветкина, часто, резко и нетерпеливо.
— Очень хорошо, что вы хотите взяться за свою прежнюю работу, за учительство. Это сейчас исключительно важно, — говорил секретарь, все ближе склоняясь к Привезенцеву. — Я бы сказал, что хороший учитель сейчас дороже председателя колхоза и даже сельсовета. Война много наделала бед и в образовании. Только у нас в районе, а район сравнительно небольшой, в этом году не ходило в школу более двух тысяч подростков. А на будущий год эта цифра может удвоиться. И если вам удастся всех ребят из окрестных деревень привлечь к учебе, вы сделаете великое дело. Помощь вам будет, — легким кивком головы остановил он хотевшего заговорить Привезенцева, — многое не обещаю, но кое-что сделаю. Доски для парт дадим, известь для ремонта, дрова для отопления, но главное — ваша инициатива и напористость. Думаю, что энергии и решительности у вас хватит.
— Постараюсь, — смущаясь под настойчивым взглядом секретаря райкома, сказал Привезенцев. — Я, собственно… — замялся он, — я с детства мечтал быть настоящим учителем. До войны как-то не получалось, теперь вложу все силы.
— Вот и чудесно! — одобрил секретарь. — И еще один весьма важный вопрос, вернее поручение. В вашем сельсовете нет партийной организации, и это остро чувствуется во всех делах. Есть там два члена партии, но двое — это еще не организация. Вы будете третий, и вам районный комитет поручает создать первичную партийную организацию. И не просто создать, а развернуть настоящую партийную работу, сплотить вокруг себя лучших людей. — Секретарь устало прикрыл глаза, минуту помолчал и продолжил. — И еще я хочу вам дать одно очень неприятное поручение. Что-то там с Гвоздовым происходит нехорошее. Я всего третий месяц в районе, из госпиталя, как видите, — кивнул он на руку в черной перчатке, — толком еще не разобрался во всем. Район-то по размерам хоть и средненький, а хозяйств различных — море. Одних колхозов больше сотни, да еще совхозы, кое-что из промышленности. Одним словом еще руки до всего не дошли. Так вот о Гвоздове. О нем много говорят, даже пишут. Лучший председатель колхоза в районе. И вдруг на днях обнаруживается махинация. С лесником спутался, всем колхозом сено косил, как это раньше бывало, исполу. Половину в колхоз, половину леснику. А лесник — чистейший спекулянт. Ну, это дело разбирает прокурор. Виноват Гвоздов — будет отвечать. Появилось другое. Письма вот, — достал он из стола пачку бумаг, — четыре штуки, все о Гвоздове, и все анонимные. Терпеть не могу анонимок, но тут приходится подумать. Или клевещут на Гвоздова, или он так зажал колхозников, что просто боятся его. Очень прошу вас, Федор Петрович, вы человек новый, свежий, возьмите эти письма, разберитесь во всем и приезжайте ко мне. Только объективно, честно, без малейшего влияния кого бы то ни было. Не обижайтесь, что я вас пускаю с места в карьер.
— Нет, что вы, — улыбкой на улыбку ответил Привезенцев, — я очень рад вашему доверию.
— Вы же офицер и коммунист, как же я не буду доверять. Но учтите, — строго погрозил секретарь пальцем, — я тоже офицер и коммунист. Поэтому и спрошу за все жестко, без скидок на объективности. Да, вы ели что-нибудь?.. Может, закусим?