— Перешли в решительное наступление? — Вполголоса говорил он. — Натолкнулись на сильную оборону, а? Вот, пожалуйста, вам, — остановился он напротив Бочарова. — Это мои разведчики перехватили доклад штаба немецкого армейского корпуса своему командованию о сегодняшнем бое.
— Это очень важно, товарищ генерал, — взволнованно проговорил Бочаров, сразу же поняв, какое огромное значение этот факт может оказать на весь ход борьбы на орловском и курском участках фронта, — надо сообщить об этом командованию Воронежского фронта.
— Погоди! Не спеши! Доложишь. Это еще не все, — нетерпеливо остановил его Баграмян и, склонясь к Бочарову, понизил голос:
— Оказывается, удар наших отдельных батальонов так переполошил немецкое командование, что оно не решилось продолжать наступление на Курск со стороны Орла. Не решилось! — воскликнул он, резко взмахивая рукой. — И даже более того: из ударной группировки, что била на Курск, Модель начал выводить целые дивизии и подтягивать их сюда, к участкам наступления 63-й и 3-й армий, к Болхову, против 61-й армии. В Орел маршируют 36-я моторизованная и 292-я пехотная немецкие дивизии, в Болхов идет 12-я танковая дивизия. По всем дорогам с курского направления на север движутся артиллерия, танки, пехота, специальные части.
— Значит, конец наступлению противника на Курск? — жадно ловя каждое слово Баграмяна, спросил Бочаров.
— Пока, может, и не конец, — в раздумье ответил Баграмян и резким, полным радости голосом воскликнул:
— Но утром завтра, когда ринемся на них главными силами, можно сказать, что начнется конец. Да, — помолчав, с напряжением и тревогой продолжил он, — под Курском-то легче станет, а вот у нас… Сюда же, к нам, он тянет эти дивизии из группировки, наступавшей на Курск. Нам с ними драться придется. Ну, ничего, — мгновенно переменил он и тон речи и выражение лица, — главное-то сорвать их наступление на Курск. А это, вроде, уже сделано. Садись-ка, дорогой полковник, пиши шифровку. Надо порадовать и Николая Федоровича Ватутина, и Никиту Сергеевича Хрущева, и всех товарищей под Курском. Пиши, отправим и спать, спать. Нынче были цветочки, а завтра ягодки начнут вызревать.
Наступила душная, темная, полная тревожного напряжения ночь на 12 июля. Сгущая мрак, с востока поплыли редкие грозовые тучи. Бледная россыпь звезд то исчезала, скрываемая тяжелыми водянистыми облаками, то вновь скупо мерцала, бросая на землю холодные отблески. Между Белгородом и Курском и ночная тьма не приглушила все разгоравшихся боев. Последние сведения, что удалось получить Бочарову от Решетникова, были мало утешительны. Прорвавшиеся северо-восточнее Белгорода немецкие танковые дивизии узким клином продолжали надвигаться на Прохоровку с юга. Вдоль линии железной дороги от Белгорода на Прохоровку под угрозой окружения оказалась большая группа советских войск. Командование Воронежского фронта приняло решение отвести эту группу к Прохоровке.
С каждым часом росла угроза Прохоровке и с запада, где готовились к новому удару немецкие танковые дивизии СС «Адольф Гитлер», «Райх», «Мертвая голова» и «Великая Германия». А из Харькова к Белгороду уже двигались колонны танковой дивизии СС «Викинг» и еще двух немецких танковых дивизий.
Бочаров стоял в узеньком окопе командного пункта 11-й гвардейской армии Западного фронта и тревожно смотрел на юг. Временами ему казалось, что сквозь эти три с лишним сотни километров, что разделяли незаметную высотку на лесистом просторе северо-западнее Орла и охваченную огнем сражения Прохоровку между Курском и Белгородом, он отчетливо слышит противный скрежет танковых гусениц, угрожающий рев моторов и неумолчную пальбу. Когда минутная стрелка на цифре «12» обогнала часовую, Бочаров уловил отдаленный гул моторов. Сняв фуражку, он настороженно прислушался. Сомнений не оставалось: действительно где-то далеко, все усиливаясь, глухо, монотонно гудели моторы.
— Наши, наши пошли! Тяжелые бомбардировщики дальней авиации, — взволнованно проговорил кто-то в соседнем окопе, и Бочаров сам едва удержался от радостного крика.
Да это было начало большого наступления ударных группировок Западного и Брянского фронтов на орловский плацдарм немецко-фашистских войск!
Бочаров выпрыгнул из тесного окопчика, распахнул китель и, не чувствуя ночной сырости, смотрел в темное небо. Гул тяжелых, машин все нарастал, растекался вширь, приближаясь сюда, к северо-восточной оконечности Брянских лесов, где в бесчисленных траншеях и окопах приготовились к броску на врага гвардейцы генерала Баграмяна. Это шли первые вестники решающих событий, которые через несколько часов вихрем разольются северо-западнее, севернее и восточнее Орла, захватывая в свой неудержимый поток сотни тысяч людей и оказывая свое решающее влияние на ход войны не только здесь, в районе Орла, но и под Курском, Белгородом и на многих других участках фронта. Эхо этих событий несомненно прокатится не только по всему советско-германскому фронту, но и неудержимо разольется по всей земле.