Необычная бесстрастность Гитлера и нервозность Цейтцлера насторожили Манштейна. Он хорошо знал и того и другого. Если Гитлер молчит и столь долго и терпеливо слушает другого, то в нем несомненно борются какие-то ему самому еще не ясные и противоречивые мысли. А это может привести к совершенно неожиданным результатам. Цейтцлер же, всегда отличаясь прямотой в высказывании своих взглядов, так же, видимо, имел какие-то свои планы и теперь, слушая Манштейна, или вновь обдумывал их, или, возможно, склонялся на сторону командующего группой армий «Юг».
Пытаясь разгадать мысли Гитлера и Цейтцлера, Манштейн говорил все медленнее и медленнее, чеканя каждое слово, но много раз обдуманные и передуманные варианты действий вскоре вновь властно завладели им, и он продолжал докладывать, все более увлекаясь и горячась.
— Умный план, несомненно умный, — хрипло и равнодушно проговорил Гитлер, когда Манштейн, резко перечеркнув окруженную группировку советских войск на Азовском побережье, красивым и эффективным, давно подготовленным жестом, закончил свой доклад.
— Но как вы остановите войска, которые по вашим приказам будут отступать от Северного Донца и до самого Днепра? — нервно выкрикнул Гитлер, в упор глядя на Манштейна. — Не будете же вы доказывать каждому солдату, что вы отступаете умышленно, чтобы заманить противника!
Манштейн хотел было ответить, но Гитлер властным взмахом руки остановил его, заметно побледнел, отчего на его впалых щеках еще отчетливее выступили красные пятна, и совсем тихо продолжал:
— Вся история войн наглядно показывает, что всякое отступление, даже если оно преднамеренное, умышленное и преследует великие цели, разлагает войска и деморализует народ. Стоит только начать отступление, как дух армии падает, а народ страны начинает роптать. Вспомните хотя бы древность.
Манштейн хорошо знал любимую привычку Гитлера в своих выступлениях приводить огромное количество исторических примеров, в душе часто посмеивался над этим чудачеством фюрера и теперь, не ожидая ничего нового, слушал рассеянно, для виду задумчиво склонив крупную, с большими залысинами голову.
Но Гитлер, поговорив немного о римлянах и древних греках, на мгновение смолк, хрипло прокашлялся и резко, в упор глядя на Манштейна тусклыми выпуклыми глазами, выкрикнул:
— А вы забыли, как бежали от Волги и каких усилий стоило мне, чтобы остановить ваши перетрусившие войска хотя бы вот тут, у Днепра, за Харьковом и Белгородом? Я пошел на риск, бросил вам на помощь все, и после этого вы предлагаете добровольно начать отступление на целые сотни километров!
Такой взрыв не предвещал ничего хорошего, и Манштейн, внутренне сжавшись, не мог поднять головы и прямо взглянуть на Гитлера.
Неожиданно Гитлер смолк, отпил глоток лимонада и спокойно, ровным и неторопливым голосом продолжал:
— Добровольный отход хотя бы на несколько километров абсурд. Я не могу поступиться ни одним клочком земли. Когда в девятнадцатом году я решил стать политическим деятелем, я отчетливо понимал, что самое главное для Германии это расширение и удержание территории. Просторы, земля и богатства на земле и в земле — вот что главное для меня! Оставить, как вы предлагаете территорию, это значит полностью отдать русским Донбасс, отдать никопольский марганец. Это же практически будет означать конец войны. Без донбасского угля, без никопольского марганца немецкая военная промышленность задохнется. А Донбасс и Никополь без запорожской электростанции — ничто! Ни одного клочка земли не отдавать! Я никогда не пойду на уступки и никогда не капитулирую. С военной точки зрения, ваш план умный, а с политической и экономической, — абсурд! Нужно искать другой выход. Нужна смелость, решительность, нужна крупная, блестящая победа! Оборона для нас гибельна! Вы хотите сказать что-то? — повернулся Гитлер к Цейтцлеру.
— Да, — важно и с достоинством ответил молодой начальник генерального штаба. — Нужна именно победа, именно решительная и блестящая. Господин фельдмаршал весьма обстоятельно и всесторонне проанализировал положение на фронте и рассмотрел возможные варианты действий русских. Но в своих суждениях, мне кажется, фельдмаршал несколько преуменьшил наши возможности и преувеличил способности русских.