— Рекомендацию? — испытывая какое-то странное раздвоение и не зная, что сказать, переспросил Листратов. — Что ж, рекомендация. Вот в следующую пятницу приедете на совещание…
— Спасибо, Иван Петрович, — вскочив со стула, схватил руки Листратова Гвоздов. — Век вашим должником буду, всем отблагодарю…
— Ну, ладно, ладно, — смущенно пробормотал Листратов, высвобождая свои руки. — Вот чай, пожалуйста, пейте.
— Премного благодарен. Сыт, больше некуда. Спешить надо, время-то — скоро вторые петухи запоют.
— Да вы останьтесь, ночуйте, к чему в такую темень выезжать.
— Алексей Миронович, куда же вы, — выплыв из детской комнаты, нараспев запричитала Полина Семеновна. — Мы вас не отпустим. Отдохните до утра, а там и в дорожку.
— Нет, нет, Полина Семеновна, никак не могу. Дела, знаете, целый колхоз на шее висит. И так, почитай, сутки как отсутствую. Мало ли что случиться может, — твердо, с почтительной вежливостью отказывался Гвоздов, натягивая черной дубки полушубок с серым каракулевым воротником.
— Ах, жалость какая, — хлопотливо суетилась Полина Семеновна. — Хоть бы детишкам вашим подарить что. Может, конфеты остались, — загремела она ящиком комода. — Да нет, как на грех, все вышли.
— Не надо, не надо, ничего не надо, — отмахнулся Гвоздов. — Я уж накупил им подарков, в обиде не будут.
— Какой человек, какой человек, — распевала Полина Семеновна, когда Листратов, проводив Гвоздова, вернулся в столовую. — Душевный, отзывчивый, прямой. И тебя он так уважает, так ценит, только и говорит все про тебя и про тебя.
— Ну, ладно, ладно, спать пора, — недовольно проговорил Листратов.
— Да ты чаю-то хоть выпей. Мед же такой изумительный. Целый жбан Алексей Миронович привез.
— Что?! — побагровев от неожиданности, крикнул Листратов. — Какой жбан, какой мед?
— Пчелиный, самый настоящий, с липовых цветков, — нисколько не смутясь, спокойно сказала Полина Семеновна.
— Что, может, и ветчину, и яйца тоже Гвоздов привез?
— И ветчину, и яйца, и мешок крупы первосортной…
— Да ты что? — взревел, подскакивая к жене, Листратов. — Ты в уме или совсем ополоумела!
— Я-то ничего, а ты вроде того, — густым басом, предвещающим Листратову начало обычной бури, отпарировала Полина Семеновна.
Задыхаясь от гнева, Листратов, чтобы не броситься на жену, врезал ногти в ладони и намертво стиснул зубы.
— А ты что, — перешла на привычный в ссоре визгливый крик Полина Семеновна. — Думаешь твоими пайками, хоть они и начальнические, прожить? На них с голоду опухнешь и детей переморишь. Все люди как люди, достают, где удается, а он, чистюля, размазня, целыми днями по колхозам носится и крохи продуктов для семьи не привезет. Кто только выдумал тебя на мою голову!
— Прекрати немедленно, — страшным шепотом выдохнул Листратов и, чувствуя, как в груди разгорается жгучая боль, пошатнулся.
— Ваня, Ванечка, — пролепетала Полина Семеновна, подхватывая падавшего мужа.
Глава пятнадцатая
В среду под вечер в расчете Чалого старший сержант Козырев принимал зачеты по материальной части станкового пулемета. Вместе с Козыревым пришел и ротный комсорг Саша Васильков.
Когда очередь дошла до нетерпеливого Ашота, легкие тени упали внутрь сарая, где занимался расчет. Козырев недовольно обернулся к воротам и вдруг, вскочив, хрипло крикнул:
— Встать! Смирно!
— Вольно, вольно. Садитесь, товарищи, — успокаивающе помахивая рукой, звонко проговорил невысокий, плотный генерал в серой, с зелеными пуговицами шинели и в такой же простой фронтовой фуражке.
Позади него, не входя в сарай, остановились командир полка, начальник штаба и еще какие-то офицеры.
— Да садитесь же, садитесь, — добродушно продолжал генерал, подходя к пулеметчикам, и сам первым сел на бревно около расстеленного по земле брезента.
Козырев незаметно кивнул головой пулеметчикам, и все они разом уселись полукругом напротив генерала.
— Из Армении? — кинул генерал стремительный взгляд на Ашота.
— Никак нет, — пружинисто вскинулся Ашот. — Черное море… Город Туапсе…
— Хорошие места, красивые. Давно в армии?
— Четыре месяца, один неделя.
— А на фронте?
— Два неделя, третий день.
— И как, освоили эту машину? — показал генерал на станковый пулемет.
— Так точно! Без глаз разберу и саберу, — в один вздох выпалил Ашот и, смутившись, тихо добавил:
— Ночью, значит, и днем, значит…
— В общем в любых условиях, — помог ему генерал.