— Они идут, а я в траншее укрылся, жду. Приблизился — гранатами!
— А если бросил рано или промазал? — лукаво улыбнулся генерал.
— Так и было, — сознался Васильков, — первая граната не долетела, второй промахнулся, только третьей прямо в решетку над мотором угодил.
— Вот видите, — глядя на пулеметчиков, сказал генерал, — и в этом случае опять-таки смелость и умение победили. Неуютно в окопе, когда танк на тебя прет. Правда?
— Страшно, — едва слышно проговорил Саша Васильков, — мотор ревет, земля дрожит, кажется, вот-вот все оборвется и рухнет. Вот если бы заранее со своими танками потренироваться… А то ведь я танк-то впервые увидел.
— Со своими, говорите? — в раздумье переспросил генерал.
— Как обычно на учениях, — вмешался в разговор Козырев, — как мы вот взвод на взвод, рота на роту наступаем. Только пусть на нас не пехота наступает, а танки наши.
— Да, да, — продолжая напряженно думать, проговорил генерал. — Вы сидите в окопе, а на вас наш танк на полной скорости несется.
— И еще пусть огонь ведет холостыми патронами, маневрирует из стороны в сторону, — с жаром подхватил Саша Васильков.
— Одним словом, как в настоящем бою, только для тренировки, — добавил Козырев.
— А он, танкист-то ошибется, да как всей махиной давнет на тебя, и косточек не соберешь, — ежась, словно в самом деле слыша скрежет танковых гусениц, сказал Гаркуша.
— Окоп поглубже да поуже, как в настоящем бою, — пояснил Саша Васильков.
— Точно, — подхватил все время молчавший Чалый, — и действовать надо, как на фронте.
— На фронте! — язвительно усмехнулся Гаркуша. — Там, в бою, — была не была, оглядываться некогда, или жив или капут. А уж под своим-то погибнуть, на это я ни за что не согласный.
— Окоп поуже, поглубже, — задумчиво повторил генерал слова Василькова, — людей подготовить, танкистов потренировать. Да. Это дело, — продолжал он, пристально глядя на Василькова, — стоящее и большое дело.
— Да если бы, товарищ генерал, — воскликнул Васильков, — хоть разок потренироваться с настоящим танком, разве бы я промазал…
— Будем тренироваться, товарищи, обязательно будем. И по макетам и по настоящим танкам, как в подлинном бою, без всяких условностей. Но все-таки главное зависит от вас. Из-под палки многому не научишься. Нужно умом, сердцем, всем своим существом понять, что без учебы, без тренировки, а только нахрапом врага не победить. Пусть сейчас, когда есть возможность учиться, колени и локти ваши будут в кровь истерты, пусть вы прольете море поту и не доспите час-другой, но зато там, в схватке с врагом, все это окупится с лихвой. От того, как вы научитесь бороться с врагом, зависит не только наша общая победа, но и ваша личная жизнь. Говорят, что трус умирает дважды, а герой никогда. Это верно. Но я бы еще добавил: герой не тот, кто отчаян и смел, а кто к тому же ловок и умел. Спасибо, товарищи, — взглянув на часы, закончил генерал, — я очень рад, что побывал у вас. Надеюсь, что в боях вы будете действовать и смело и умело.
— Не подведем, товарищ генерал, — словно сговорившись, в один голос заверили пулеметчики.
Проводив генерала, пулеметчики долго сидели молча.
— А генерал-то, генерал, — первым заговорил Алеша.
— Генерал, — насмешливо сказал Гаркуша, — генерал! Серость!.. Це не генерал, а Микита Сиргиевич Хрущев, секретарь ЦК Украины. А ты — генерал, генерал…
— Вспомнил, вспомнил, — прокричал Алеша, — он же к нам в школу заходил, я в первом классе учился. Только тогда он не седой был, и лицо без морщин…
— Шо, — язвительно прищурился Гаркуша, — вин? У вас? У школи? Та чего он там не бачив? Вин у нас на Вкрайне.
— Да был! Я сам видел, хорошо помню, — с обидой выкрикнул Алеша.
— Брешешь! — категорически отрезал Гаркуша.
— Напрасный спор, — вмешался Козырев, — до Украины Никита Сергеевич Хрущев был секретарем Московского комитета партии и много ездил не только по заводам и фабрикам, но и по селам, деревням. Я сам несколько раз и видел и слышал его.
— Аааа! Так то ж колысь було, — пытался вывернуться Гаркуша, но дружный смех пулеметчиков обескуражил его.
— Ну, чого, чого ржете, — смущенно пробормотал он, — я ж не тот… не якой… Я ж Москву тильки во сне бачив…
Внешне генерал Федотов ничем не выдавал своего недовольства, но по его долгому молчанию и Поветкин, и Привезенцев понимали, что командир дивизии обвиняет их полк и особенно их самих в том; что на самом важном участке обороны уже второй месяц нет ни одного пленного.
— Каждую ночь разведчиков посылаем! — не выдержав напряженного молчания, воскликнул Привезенцев. — А люди-то какие, товарищ генерал, самые лучшие из всего полка!