В кромешной тьме тусклыми отблесками полыхали все учащавшиеся взрывы. Где-то позади них, еще плотнее сгущая мрак, взвилось и погасло несколько осветительных ракет. Треск пулеметов и автоматов уже слился в сплошной гул и охватил почти весь участок полка.
— Прикажи артиллеристам и минометчикам открыть огонь, — порывисто дыша, хрипло проговорил Лесовых.
— Куда, куда бить-то! — сердито ответил Поветкин и, смягчась, тихо добавил:
— Разобраться нужно. Не вслепую же палить. В чем дело? Что случилось? — спросил он по телефону командира первого батальона.
— Ничего не понимаю, — с еще большей, чем прежде, растерянностью ответил тот. — Ни с того, ни с сего немцы вдруг начали палить, как ошалелые.
— От Привезенцева никаких сигналов не было?
— Никак нет. Ни одного сигнала.
Стрельба так же, как и началась, внезапно стихла. Поветкин и Лесовых стояли у амбразуры НП и ничего, кроме сплошной тьмы и шелеста все усиливающегося дождя, не видели и не слышали. Горькие, тревожные думы обуревали командира полка и его заместителя по политической части. Что было там впереди, за рядами колючей проволоки и за этой совсем пустой, но такой недоступной «нейтральной зоной»? Где сейчас Привезенцев и командир взвода разведки?
Дождь стучал все ядренее и гуще. Тяжелый мрак, казалось, поглотил все живое. Влажный воздух словно загустел и стал вязким.
— О чем совещание было? — не выдержал тягостного молчания Поветкин.
— О партийно-политической работе в наших условиях, о новых задачах, — радуясь возможности хоть на время рассеять тревожные мысли, поспешно ответил Лесовых. — Главное, о борьбе с танками противника, с этими самими «тиграми», «пантерами», «фердинандами». Об этом особенно подробно говорил Никита Сергеевич Хрущев.
— А он у вас был?
— Вчера почти весь день провел с нами.
— Ш-ш… — прошептал Поветкин и рывком схватил телефонную трубку. — Да, я слушаю. Вернулись! — радостно прокричал он. — Пленного взяли. Молодцы! Что? Привезенцев ранен. Ходить может? Немедленно его на медпункт!
— Взять-то пленного взяли, — медленно положив трубку, с протяжным вздохом сказал Поветкин, — только Привезенцев, кажется, без глаза остался. Ну что делать с ним? За поступок судить нужно, за пленного награждать, за рану — жалеть!
Глава шестнадцатая
В это утро общего завтрака в квартире Полозовых не состоялось. Василий Иванович чуть свет, бурча что-то про нерасторопность и ротозейство, ушел на завод. Агриппина Терентьевна еще позавчера прослышала, что в сотый магазин привезут селедку, и, как часто случалось с ней, почти не спала всю ночь, боясь опоздать в очередь. Вера и Лужко в неубранной комнате остались одни.
Из приглушенного репродуктора неслись бодрые мелодии и неутомимый физкультурник весело руководил невидимой зарядкой. Машинально слушая музыку, Вера нажарила картошки, вскипятила чайник и подошла к мужу, все еще лежавшему на кровати.
— Вставай, Петя, позавтракаем, — сказала она, приглаживая его взлохмаченные светлые волосы.
— Ешь, Верок, мне что-то не хочется, — ответил он, устало закрывая глаза и разгоряченными пальцами касаясь ее руки.
— Ну почему, Петя? — обидчиво протянула она и настойчивее повторила:
— Вставай, пойдем.
Словно ничего не слыша, он приглушенно вздохнул и безвольно опустил руку.
— Петя, милый, что с тобой? — в порыве нежности и отчаяния воскликнула Вера.
Его плотно сжатые бледные губы сердито дрогнули, на лбу сбежались и тут же исчезли две упрямые складки.
— Что ты молчишь? Я же вижу, я понимаю… Ты переживаешь, мучаешься… Почему? Скажи…
Он, все так же не двигаясь, пролежал несколько секунд, затем хрипло проговорил:
— Зачем выдумываешь. Ничего не случилось.
— Неправда! — не выдержав, вскрикнула Вера. — Ты совсем переменился…
В его до синевы голубых глазах вспыхнула такая боль, что Вера мгновенно стихла и, опять схватив его руку, бессвязно прошептала:
— Прости, Петя, я так, я ничего, мне показалось…
— Не надо, — глухо проговорил он, — не надо выдумывать. Ты успокойся.
Он приподнялся, обнял ее, поцеловал в щеку и, как показалось Вере, совсем равнодушно сказал:
— Иди, не тревожься, у тебя целый день работы. Не надо расстраиваться из-за ничего.
— Хорошо, Петя, хорошо, — послушно согласилась она. — Ты не обращай внимания. Я просто на работе перенервничала.
Она поцеловала его в щеку, в лоб, в подбородок и, как-то странно улыбнувшись, выбежала из комнаты.