Андрей хотел было успокоить братишку, но страшное оцепенение охватило его. Он видел эту грязную, унылую дорогу, три одинокие повозки в безлюдном поле и мокрого отца, насосом качавшего воздух в бочки с мальками.
— Пока до деревни добрались, — подавив слезы, продолжал Ленька, — он совсем продрог. В одном доме остановились, у старика. Вредный такой, за все деньги подавай. А откуда деньги-то. У нас и с собой-то их не было, а тут еще больше недели в дороге, выпить бы ему, прогреться, а на что купишь? Я все дома обегал, просил, чуть не плакал, никто не дает. Забежал я в сарай, чтобы отец не видел, сбросил свои кальсоны теплые, вязаные, что ты прислал, и рубаху тоже вязаную и променял на бутылку самогонки. Растерли мы с Ванькой тятьке грудь и спину, остатки выпить дали и на печку уложили. Отогрелся он вроде, а утром, как выехали, смотрю, руки у него трясутся и пятна красные по всему лицу. Я опять твержу: «Поедем быстрее», а он свое: «Рыбок беречь надо, слабенькие они, погибнут». И останавливались, почитай, через каждый час, все воздух в бочки накачивали. Вот и… Рыбок-то всех вон целехонькими привезли, а он…
Ленька судорожно икнул и, уткнувшись лицом в колени Андрея, отчаянно зарыдал.
Под вечер к Бочаровым зашел Гвоздов. Склонив голову и сожалеюще вздыхая, он поздоровался, присел к столу и с явным надрывом сказал:
— Вить упреждал я дядю Николая: погоди, мол, не спеши, вот подсохнет, и поедешь. А он ни в какую…
— Не надо об этом, — болезненно морщась, остановил его Андрей.
— Понимаю, понимаю, — пробормотал Гвоздов. — Ну, а ты надолго к нам?
— Да нет, на пару дней. События на фронте серьезные назревают.
— Да, да. События, видать, опять разгораются, — важно согласился Гвоздов. — Как говорят, затишье перед бурей.
Сам не понимая почему, Андрей чувствовал какое-то совсем неожиданное не то отвращение, не то брезгливость к Гвоздову. За год, что не видел его Андрей, Гвоздов располнел, нарастил выползавший через военный ремень живот. Полные, лоснящиеся щеки его обвисли, серые глазки заплыли, подбородок раздвоился и дрябло свисал на грудь. Беря из портсигара Андрея, он курил одну папиросу за другой, как-то странно, совсем не похоже на него, щурился и ни разу не взглянул на Андрея прямо, все время косил, глазами в стороны.
— Ну, а как дела в колхозе? — прервал неловкое молчание Андрей.
— Колхоз наш, можно сказать, первейший из всех, — оживился Гвоздов. — По всем показателям выше нормы идем. Вон твой братеник-то, — кивнул он в сторону Леньки, — спроси, он тебе все расскажет. Самый активист у нас.
Ленька сердито блеснул глазами, схватил кепчонку и выскочил из дома.
— Не любит, когда его в глаза хвалят, — пояснил Гвоздов. — Стоящий парнюга выйдет, деловой. Да, — прищурясь и посмотрев куда-то за печку, продолжал Гвоздов, — дела колхозные идут. С севом вот почти совсем развязались. Гречиху осталось посеять да картошку посадить. Трактор в эту весну вымолил я в районе. Вот и выкрутились. А без трактора-то куда там! Вот соседи наши на лошаденках и половины не посеяли. А у меня и под картошку, и под гречиху земелька разделана. Скоро за пары возьмусь. Только бы погодка не подкачала, а то возьмем урожайчик, что надо.
Гвоздов сообщал радостные вести, но, слушая его, Андрей почему-то не чувствовал ни радости, ни даже обычного воодушевления, всегда возникавшего у него при удачных делах в колхозе. Гвоздов, видимо, понял это, неторопливо поднялся и, опять пряча глаза, проговорил:
— Отдыхай, ты же умаялся в дороге, да и у меня дел невпроворот. Может, заглянешь завтра как-нибудь, посидим, потолкуем, семьишку мою посмотришь.
— Не знаю, — неуверенно ответил Андрей. — Если будет время, зайду.
— Неприятный человек, — сказала Алла, когда ушел Гвоздов.
— Что так? — удивился Андрей.
— Я и сама не знаю, — задумчиво проговорила она. — Я никогда не жила в деревне, живого кулака и в глаза не видела, только по книгам я их себе представляла. Гвоздов напоминает мне того самого кулака, каким сложился он в моем представлении.
— Замашки-то кулацкие еще раньше были у Алешки. И отец его все в богатеи рвался.
— Папа с ним очень не ладил. Вначале я думала, что все из-за места председательского. А потом убедилась — нет, он его просто как человека не любил. Вот в Сергее Слепневе он души не чаял. Какой человек это, Андрюша, я таких мало встречала. Все людям, все, все, до последней кровинки. Ногу на фронте потерял, легкое пулей пробито, а работает день и ночь. Теперь свалился, совсем больной лежит. Ты бы зашел к нему. Он всегда о тебе спрашивает.