— Очень любила, — без тени смущения призналась Наташа. — Родители мои все перековеркали. Ох, и тяжко было, Галюша, сколько лет пустыми надеждами жила. И отчаивалась, и верила, и злобствовала. Аллу Бочарову, когда она приехала сюда, я просто ненавидела. Смотреть на нее не могла. А теперь, — успокоенно и радостно продолжала она, — теперь мы с Аллой дружим, честно. И Андрей для меня совсем посторонний человек. Все это, Федя, Федя, мой Федя Привезенчик виноват.
— Ты полюбила его, да? Полюбила? — с девичьим любопытством допрашивала Галя.
— Да, — склонила голову Наташа, — только опять, кажется, на свое несчастье.
— Ну, почему, почему? Ты же такая хорошая.
— Хорошая! — грустно улыбнулась Наташа. — Была резвива сивка, да укатали ее горки! Мать троих детей — не девица беззаботная. Да и сам-то он не чета мне. Грамотный, институт прошел, а я пять классов и шестой коридор, да и то с грехом пополам. И городской он к тому же, развитой, все знает, а я деревня деревней.
— Глупости все, глупости, глупости, — решительно замахала руками Галя. — Да ты любую городскую за пояс заткнешь.
— Эх, — заломила руки и откинула назад голову Наташа, — мне бы хоть годиков пяток назад, я бы развернулась! Учиться пошла бы, пусть хоть что, но учиться, а потом работать во всю силушку!
— И меня Сережа учит, — задорно прищурясь, сказала Галя. — Целые вечера зимой за книжками сидели, а на следующую зиму, говорит, программу составим и будем, как в школе по расписанию и по звонкам заниматься.
— Вот работнички: сидят, посиживают и лясы точат. — прервал Галю показавшийся в воротах Гвоздов. — Что, все закончено и делать нечего?
— А что все-то? — решительно встала навстречу ему Наташа. — Клетки вычищены, пол вымыт, а вот это, — показала она на щели в стенах старого, давно пустовавшего сарая, который Гвоздов решил приспособить под утятник, — это вина не наша. Мы давно говорили, требовали, а толку никакого. Да из-за этих щелей всех утят просквозит, — попередохнут.
— Ну, ладно, ладно. Хватит шуметь, — миролюбиво проговорил Гвоздов. — Иди-ка, Галя, к деду Ивану, он вроде на конюшню пошел, и скажи: пусть захватит инструмент, доски, гвозди и нынче же эти дыры залатает.
— Давно бы так, — сердито буркнула Наташа, — а то тянет, тянет, вот-вот утят привезут, а ничего не готово.
— Ну, ладно, ладно, — все так же добродушно повторил Гвоздов. — Ты, если что нужно, скажи, для тебя я в лепешку разобьюсь, а сделаю.
Он облизнул мясистые губы, широко заулыбался и, окидывая Наташу маслянистым взглядом, двинулся к ней.
— Ты что? Что это? — невольно попятилась Наташа.
— Ничего особенного, — сально улыбаясь, свистяще прошептал Гвоздов. — Все, как обыкновенно.
Он вплотную подступил к Наташе, обдавая ее самогонным перегаром, раскинул руки, но не успел дотянуться до нее, как от резкого Наташиного толчка полетел в сторону.
— Ух ты какая! Люблю таких, — оправясь, вновь двинулся к Наташе Гвоздов. — Огонь! Тигрица! Не то, что другие-прочие.
— Ах ты, слюнтяй, — ринулась к нему Наташа. — Да я за твои мысли паскудные все глаза пропойные выцарапаю.
— Полегче, полегче, — отступая, махал руками Гвоздов. — Ишь недотрога какая. Может, этого Привезенцева ждешь?
— И жду, — гордо откинула голову Наташа. — И буду ждать.
— Чудеса! — крутнув головой, ухмыльнулся Гвоздов. — Бывают же среди баб такие безголовые. Скажите на милость, она ждет Привезенцева. Дуреха ты, вот что, — совсем оправясь от поражения, наступал Гвоздов. — Нужна ты ему, как прошлогодний снег. Поигрался с тобой на отдыхе, да и хватит. Ведь подумать только, — с осуждающей строгостью воскликнул он, — что может возомнить человек по дурости. Она и Привезенцев. Да он же начальник штаба полка, фигура, а ты кто? Чумичка замурзанная. А может, ты старинку вспомнила? — ехидно прищурился Гвоздов. — Приехал Андрей-то Бочаров.
— Приехал, — встрепенулась Наташа. — Вот Алла обрадуется.
— Что там Алла, она лежит после родов. Ты о своем заботишься. Давай, давай. Кусты в парке вами давно обжиты, дорожка знакомая.
— Какой же ты стервоза, Гвоздов, — бледнея, с ненавистью проговорила Наташа. — Мало того, что день и ночь самогонку хлещешь, ты еще людей грязнишь. Да тебя, как гниду, раздавить нужно.
Прижав к груди стиснутые в кулаки руки, Наташа с горящими ненавистью глазами двинулась на Гвоздова.
— Ну ты, сумасшедшая, — отступая к воротам, бормотал Гвоздов, — озверела совсем, очертенела.
— Счастье твое — Галя идет, — увидев подходившую Галю Слепневу, опустила руки Наташа. — Я бы тебя так разделала, что вовек ни к одной бабе не посмел бы сунуться…