— Ладно, кидаю в трубу, — помолчав секунду, ответила рация.
Самолет взял курс к ледоколу. Шильников открыл люк и глянул вниз. Только мелькали ледяные поля да виднелась впереди черная точка – ледокол. Василий Иванович рассчитал все до долей секунды. Он бросил вымпел точно в трубу.
Говорят, капитан обомлел. А потом развел руками:
— Либо, братцы, он снайпер, либо здорово везучий… Но вымпел-то наш вместе с картой в трубе. Как его оттуда доставать будем?
Тут же на ледоколе услышали голос Шильникова:
— Ну как, попал?
— Попал, — нехотя признался капитан. — Только это – случайность. С кем не бывает! А карта-то с концами…
— Не переживай, дорогой. Это я тебе для тренировочки пустышку кинул. Сейчас с картой вымпел получишь. Выходи на мостик.
И, сделав круг, самолет снова пронесся над ледоколом. Вымпел упал прямо на мостик, к ногам капитана.
В легендах всегда есть добрая доля вымысла. Но обладают легенды одним прекрасным достоинством. Иной раз они способны рассказать о человеке куда больше и интересней, чем самые несомненные факты. Но когда речь идет о Василии Ивановиче Шильникове, факты тоже кажутся порой легендами.
Однажды осенью в Восточно-Сибирском и Чукотском морях сложились тяжелейшие условия для мореплавания. Караваны, груженные машинами, продовольствием, станками, приборами, детскими игрушками, застряли во льдах. Остановились суда, которых с нетерпением ждали жители Чукотки.
Несколько дней, надеясь нащупать дорогу, Шильников летал над самым тяжелым участком пути – от устья Колымы до острова Айон, от Айона до Колымы. Но пути не было. Выход, кажется, только один – пробить ледоколами перемычку тяжелого льда шириной миль тридцать. Но сколько суток уйдет на это? Не протянется ли операция столь долго, что судам придется зимовать во льдах? Ответа никто дать не мог.
Люди сутками не покидали штаб морских операций. Все умолкали, когда открывалась дверь и, стряхнув с шапки снег, входил ледовый разведчик. Вопросы были не нужны: по его хмурому виду все и так было ясно. Все молчали. Только начальник пароходства, обращаясь неизвестно к кому, говорил: «Да вы понимаете, если коридора не будет, у меня суда на зиму во льдах останутся! А им в Европе работать надо. У них груз в трюмах». Все это знали и так.
Все знали, что десятки судов замерли во льдах. Замерли караваны, которые до конца навигации должны возвратиться на запад. Остановились суда, идущие из Якутии и с Чукотки в Мурманск и Лондон, Ленинград и Роттердам…
Однажды Шильников вернулся в штаб в обычном в те дни сумрачном настроении. Помолчал, словно ожидая вопросов, и сказал:
— Надо попытаться пройти под самым берегом, у мыса Большой Баранов.
— Там же ледовая перемычка, — сказал кто-то.
— Да, но всего трехмильная, — ответил разведчик.
— Глубины там такие, что ледоколам не пройти. Для них слишком мелко, — добавил пожилой капитан.
— Ледоколам там действительно делать нечего, — сказал Шильников. — Но можно попытаться пробраться и без них. Если пробить небольшую перемычку, то образуется коридор. Там с одной стороны – скалы мыса Большой Баранов, с другой – сидящие на грунте мощные льды. Коридор узкий, но проходимый.
— Но вы понимаете, что произойдет, если торосы всплывут и прижмут суда к скале? — спросил капитан. — Останутся только щепки.
— Я посмотрел: льды сидят крепко, нужен сильный шторм, чтобы они сдвинулись с места… Другого варианта я предложить не могу, — закончил Шильников.
Все молчали. Наконец начальник штаба Николай Михайлович Немчинов сказал Василию Ивановичу:
— Давайте вместе полетим, посмотрим, что делается у мыса Большой Баранов.
…Через несколько часов с самолета начальник штаба передал приказ дизель-электроходу «Ангара»: «Следуйте к мысу Большой Баранов и попробуйте преодолеть перемычку. Желаю удачи».
Самолет кружил над дизель-электроходом. Начальник штаба и ледовый разведчик не отрывали глаз от иллюминатора. Они следили за каждым движением «Ангары». Когда дизель-электроход прошел перемычку и вышел в район, где льды были не столь опасны, с самолета прозвучала команда всем судам: «Следуйте за «Ангарой». Проход есть!»