И вот мы сидим с Владимиром, его разведчиками и двумя «языками» в редкой лесопосадке. Чувствуется, что ребята чертовски устали: лица обросшие, потемневшие, руки в ссадинах, исцарапанные, маскхалаты в болотной тине, прожженные... Один надрывно кашляет, видимо, заболел,— тело била дрожь, щеки пылали. К еде так и не притронулся.
Владимир развязал кисет, извлек газетную «книжечку, вместе с ней листовку. Прочитал вслух: «Граница Великой Германии будет проходить по Днепру». Сладко зевнул, завернул в листовку кусочек пожелтевшего сала.
— Доберемся мы и до этой границы. Вот только надо перемахнуть Молочную, обломать рога Вотану. Так, господа «языки»?
Немцы зыркали по сторонам, не понимая, что говорит их новый «хозяин».
Привольнев и на сей раз был удачлив. ...Этот дзот за рекой, по словам Володи, сидед, как чирей на филейной части. Перекрывал все удобные пути в глубь обороны. С какой стороны не подойди — харкает огнем, сечет все живое. Шальной пулей сразил разведчика из группы Привольнева.
— Ну погоди, гад! Встретимся с тобой! — сказал тогда старший сержант и погрозил кулаком в сторону дзота.
Ночью он опять ушел на разведку... У дзота стоял часовой. Входная дверь закрыта. Прыжок — и обмякшее тело часового потянули в сторону, надежно упрятали.
А гитлеровцы допивали в своей норе вечерний кофе. Но тут дверь чуточку приоткрылась и в щель вкатилась «лимонка». Глухо прозвучал взрыв. Разведчики ворвались в дзот, где ошарашенные, оглушенные взрывом «хозяева» огневой точки не могли сообразить, что же произошло. Действовали быстро: один стал у пулемета, второй занял место часового у входа. Остальные попарно расположились в траншеях по обе стороны дзота, чтобы предотвратить неожиданный визит «соседей».
Изредка постреливали короткими очередями из пулемета, пускали в небо осветительные ракеты, точь-в-точь, как это делали немцы. А Привольнее в это время вел наблюдение, метр за метром исследуя ломаную линию траншей, уточняя расположение огневых точек, наносил обстановку на карту-схему.
Оставленные в разных местах на восточном берегу разведчики «неосторожно» обнаружили себя огоньками карманных фонариков, вспышками спичек, громкими криками. Гитлеровцы реагировали треском длинных пулеметных очередей, выстрелами из минометов...
С высоты холма многое прояснилось. А к дзоту в течение ночи так никто и не подошел. Перед рассветом разведчики взорвали огневую точку и благополучно ушли на свой берег...
Мне и после приходилось встречаться с Владимиром. Геройский парень! К тому времени два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды украшали его грудь. Сам командующий фронтом генерал армии Толбухин в письме, опубликованном в газете «В бой за Родину» отмечал: «Крепко вы бьете фашистов, умело воюете искусно ведете разведку. Молодец!».
На правом берегу Молочной, южнее совхоза «Садовое», располагался сильно укрепленный, можно сказать, ключевой опорный пункт гитлеровцев. С его штурма и начался прорыв «линии Вотан» южнее Мелитополя.
Ночь бойцы провели по пояс в воде, в камышах, навьюченные пулеметами, «цинками», ящиками с минами. И вот, соблюдая маскировку, двинулись вперед, прихватив с собой лестницы и фашины. На рассвете начался штурм.
Нескончаемые атаки и контратаки. Грохот, кряканье мин, пулеметная и автоматная трескотня, пыль, чад... Все корежилось, мялось, коверкалось, как в молотильном барабане. Преодолевая сопротивление врага, штурмовые группы с помощью лестниц взобрались на отвесную стену и завязали рукопашный бой.
Как и в сентябрьских боях, приходилось буквально прогрызать вражескую оборону, платить сотнями жизней за освобождение каждого метра родной земли.
Нелегкую задачу пришлось решать гвардейцам бригады полковника Епанчина, которого из-за болезни временно замещал подполковник Дежуров. Как только первые роты стремительным броском преодолели участок открытой местности от поселка Лихтенау к Молочной и достигли камышей, немцы ударили по плавням. Было видно, как над рыжими метелками вспыхнули оранжевые зарницы, казалось, через реку повис невиданной ширины огненный мост. Пробивая камышовую стену, бойцы вязли в болотной тине, спотыкались, но упорно шли вперед.
Осенняя вода пронизывала до костей холодом, набухшие влагой шинели и телогрейки стали колом, от перегруженных спин валил пар. Камыш резал руки — все в кровоподтеках, изъеденные солью...
Считанные метры остались до противоположного берега. Вот и первая траншея...
Ночной бой скоротечен и жесток. Батальон майора Кайко начал теснить немцев к северной окраине Ново-богдановки, но дальше пройти не мог. «Рыцари Вотана» контратаковали с такой яростью, что казалось немыслимым удержаться. Но комбат скорее почувствовал, чем увидел, что численно превосходящий противник вдруг как-то обмяк, стал нерешительным. Тут же послышалась стрельба в тылу гитлеровцев. Оказалось, другой батальон 4-й мехбригады капитана Русинова при поддержке танков блокировал Новобогдановку справа. А провели батальон и танкистов в тыл опять-таки разведчики Владимира Привольнева.
В этот период подразделения 5-й мехбригады полковника Сафронова сосредоточились южнее села Троицкого в готовности форсировать реку.
Сто метров! Всего лишь сто метров нужно было преодолеть, чтобы зацепиться за плацдарм. Но как тяжело давались эти метры, распаханные фугасами и простроченные пулями!
Две попытки форсировать реку — и обе неудачные. И лишь когда усилилось давление на соседнем фланге со стороны гвардейцев Дежурова, полковник Сафронов решил: пора действовать!
Прелюдию к наступлению исполнили артиллеристы. Залп следовал за залпом, от них содрогалась земля, темно-серая вода покрывалась мелкой рябью. Под прикрытием артогня к реке вышли саперы, тащившие наглухо закупоренные бочки. Связанные по четыре, они должны были служить основанием будущей переправы.
Судьба штурма находилась теперь в озябших руках саперов лейтенанта Суворова.
...Шумят камыши. Вода накатывается на стебли, мельчает и разбивается о берег. Зыбкие тени колеблются в отсветах ракет. Звено за звеном наращивается цепочка переправы. И вот с берега на берег протянулись пустые бочки с деревянным настилом. Вместо перил натянуты канаты...
Рота за ротой перебирались на другой берег, вгрызаясь в землю.
В шесть часов утра была занята северо-западная окраина села Троицкое. Генерал Свиридов сразу же принял решение — нашей бригадой вбить третий клин у Семеновки...
Ночью на «скауткаре» и двух бронеавтомобилях БА-64 мы направились к Новоалександровке. Предварительно получили инструктаж у комбрига полковника Артеменко. С ним были начальник политотдела полковник Парфенов, заместитель начальника оперативного отдела бригады капитан Андриевский, капитан Козлов. Памятуя о том, что гитлеровцы особо рьяно держатся за населенные пункты, мы должны были обходить их с обратной, западной стороны, устраивать засады, внезапным нападением вносить панику, брать пленных, документы...
Ночью ориентироваться в степи довольно сложно: приходилось разбираться в путанице развилок и перекрестий дорог. Изредка останавливались, выходили из машин, прислушивались. Со стороны Новоалександровки пофыркивали моторы, прыгали пучки света.
Село обошли еще в темноте, за спиной в серой мгле остались на горке хаты, клуни, обнесенные редким частоколом деревьев. Остановились у одинокого сарая: крыша из замшелой соломы, стены, обмазанные побуревшей глиной, дверь, сорванная с петель. Внутри — заржавленный плуг, тележные колеса, какие-то слеги. На чердак вела приставная лестница.
Здесь я решил дать людям небольшой отдых. Алешин все никак не мог уснуть, ворочался на охапке слежалого сена, бурчал, исследуя свои порыжевшие бахилы.
— Старшина говорит, что сапоги солдата переживают, а я в них уже столько топаю. Подметки, как папиросная бумага, каблуки скособочились, а еще пылить до Днепра...
— Не горюй, Петро, своих не хватает, у фрица одолжишь.
— Да я лучше босиком пойду, чем надену гитлеровские колодки.
Я поднялся по шаткой лестнице на чердак. С крыши хорошо была видна ровная, отглаженная степь, сломанное крыло «журавля» над колодцем, белые песчаные языки, вырубленная лесополоса... Вокруг тишина — обманчивая, настораживающая.