— Да, у Волги-матушки братец широкоплечий.
— Земля-то наша, а названия сел, хуторов какие-то странные. Попадаются и татарские, и немецкие.
— Это исконно славянская земля, а люди здесь разные оседали. И по своей воле, и по принуждению. Когда-то тут была бескрайняя степь, где первыми корешок пустили казаки. Не раз она содрогалась от конского топота. Татары из-за перешейка любили «погулять». Как-то властелин Крыма хан Менгли-Гирей собрал орду несметную, и наполнилась степь заревом горящих сел, трупами убитых, стонами раненых, плачем обездоленных. Богатый ясырь собрал хан на земле гяуров. Возвращался весь в кровищи. Чтобы смыть ее с сабли, начал рубить море. Загнило оно. Так по преданию и назвали — «Сиваш», гнилое море.
— А немец-то похлеще этого хана.
— Похлеще. Даже руки от крови не отмывает.
Сержант потянулся за кисетом, близоруко посмотрел на надпись: «Убил фрица — закури».
— Это кто же тебе такое вышил? — обратился к хо зяину кисета.
Тот зарделся.
— Да осталась дома одна... Ждет.
— И дождется, раз кисет так со смыслом расписала.
Сержант разворошил прутиком угольки.
— Но и казаки давали незваным гостям в хвост и в гриву. Таборились они по Днепру — на островах Хортице и Тамаковском. А свою «штаб-квартиру» именовали звучно и устрашающе — Запорожская Сечь. Люди были вольные, от шляхты бежавшие. На быстроходных, юрких «чайках» летели даже к стенам самого Царьграда. Турки их тут, у Берислава, пытались перехватить, да пупок часто развязывался...
— Фрицы нам тоже хотели здесь подножку поставить — и у них осечка вышла...
— Вон какие красавцы вышагивают, — кто-то кивнул на вереницу пленных.
Я заметил замполита минометного батальона бригады капитана Михайлова. Поздоровались. Рассказал ему, как тогда выручил нас под Сагами лейтенант Литвиненко.
— Федя не только может здорово воевать,— заметил Дмитрий Васильевич.— Песенник и гитарист отменный. А в чечетке с пулеметом может посоревноваться...
В тесный круг попали комсорги мотострелковых батальонов Леонид Рылеев и Сергей Чаадаев, которых в 5-й бригаде называли «наши декабристы». Не раз случалось так, что там, где было трудно, в первых рядах наступавших шли комсомольские вожаки.
У минометчиков особая тема разговора.
Командир расчета старший сержант Евлахов подтрунивал над своим наводчиком младшим сержантом Акулининым:
— А поведай-ка нам, юноша, как ты с миной на лодочке катался?
— Вот вам сейчас смешно, товарищ старший сержант, а тогда хоть одна капля коснулась бы взрывателя, и пошли бы мы с вами к ракам на завтрак. Но все по порядку.
— ...В лодку не входил, а вползал. На шее связка мин, а на дне — вода. Худая посудина попалась. А тут еще волна как шибанет в борт! Раз, другой... Ну, думаю, амба! Наша гондольерша — местная дивчина, которая помогала переправляться,— чуть весла не упустила. Напугал ее мой вид. «Не бойтесь,— стал успокаивать.— Мои мины взрываются только на головах фрицев». Хотел ей улыбнуться, но горло перехватило, да еще монисто мин дыхание затрудняло. Думаю, нужно осторожно освободиться от тяжелого груза. Повернул голову — и оторопь взяла: на одной из мин взрыватель ярко-розовый. Все! Смерть стоит рядом. Достаточно капельки воды, толчка — взлетим на воздух. Я кусал губы, мысленно умолял лодочницу — скорее, милая, причаливай к берегу... До сих пор не помню — поблагодарил ее или нет, когда еле живой оставил лодку. К сожалению, ни имени ее не знаю, ни адреса. Но будь большим начальником, обязательно наградил бы ее за такой подвиг. Солдату умирать положено, а ведь она женщина, будущая мать... Вот так-то мы, товарищ старший сержант, с милой, то есть с миной, катались.
— Да,— поскреб затылок Евлахов,— шутка не получилась.
Прорыв
Все мы, начиная от рядового бойца до генерала, жили наступлением. Только вперед! Не снижая темпов. Обходить врага с флангов, решительными ударами сшибать его прикрытия и крушить, крушить немецкую оборону подобно тому, как крушит ледяной панцирь взбухшая, набравшаяся вешних сил река.
Призывая себе в союзники капризы природы, Гитлер выступил с очередным откровением. «Весенняя распутица, — уверял он, — позволит стабилизировать фронт и создать условия для достижения новых побед на полях России». Но из берлинских окон плохо было видно все происходящее на полях России, полевые же генералы вермахта приняли «прогноз» довольно уныло. О победах они уже и не мечтали, а вот использовать период распутицы для организации надежной обороны надеялись. Серьезно рассчитывал укрепить занимаемые позиции и командующий 6-й армией генерал Холлидт, державший оборону на правом берегу Днепра. Сам Гитлер ревностно следил, чтобы «армия мстителей» жила и действовала. В одной упряжке с ней шла и 3-я румынская армия.
Еще до форсирования нам стало известно, что конно-механизированная группа генерала Плиева вошла в прорыв южнее Кривого Рога, ринулась к городу Новый Буг, где находился штаб 6-й немецкой армии. Несмотря на отчаянное сопротивление гитлеровцев, плиевцы в глубокой темноте, по непролазной грязи пробивались к городу. Лошадям было проще, а вот танки застревали в гибельном болоте. Приходилось класть под гусеницы бревна, доски, хворост — все, что можно, вплоть до шинелей и телогреек. Но шли...
Наши части то расчленялись, обтекая узлы сопротивления, то вновь смыкались, делали рывок вперед. Словом, «мстители» теперь думали уже не о мщении - им было не до жиру, быть бы живу.
Но чем ближе к Новому Бугу, тем упорнее было сопротивление врага, упорнее бои. Генерал Плиев атаковал город ночью с трех сторон. Атака была столь внезапной, что начальник гарнизона, поначалу не поняв, в чем дело, выругал коменданта за недопустимый шум в городе в то время, когда «господа генералы» должны отдыхать. Генерал-полковник Холлидт едва успел унести ноги от казачьих эскадронов...
Овладев городом Новый Буг, подвижные соединения перерезали железную дорогу Долинская — Николаев, расчленили на две группировки 6-ю армию, лишив ее оперативной маневренности. Конники и танкисты генерала Плиева резко повернули на юг, острым клином врезались во вражеские тылы и резервы, вышли на запад к Ингульцу южнее Снигиревки. Пути отхода «мстителей» оказались перекрытыми.
Потеряв надежду спасти нижнеднепровскую группировку, генерал Холлидт предпринял попытку организовать защиту Буга и обеспечить охрану предмостных плацдармов — Николаева, Трихат и Вознесенского.
...Перед тем как покинуть Берислав, командир бригады полковник Рослов провел совещание с офицерами. Все сосредоточенно смотрели на карту с голубой жилкой реки, черными линиями вражеских позиций, которые змеей извивались параллельно водной преграде. Из всего сказанного поняли — Ингулец не подарок. Это коварное дитя природы при паводке достигало в ширину сотни метров, а глубина реки доходила до шести метров.
Берега заболочены, дно топкое и илистое. Было о чем задуматься...
К вечеру 12 марта корпусные части подошли к Ингульцу и сразу же натолкнулись на жестокое сопротивление. Гитлеровцы встретили наступающих с правого берега таким плотным огнем, что пришлось залечь, затаиться в редких лесопосадках. 4-я и 5-я мехбригады остановились на рубеже восточнее Федоровки, а главные силы нашей, шестой, двигавшейся батальонными колоннами, достигли села Тягинка. Не привела к успеху и попытка захватить мост через Ингулец в районе Дарьевки: немцы взорвали переправу.
В штабе корпуса, расположенном в селе Орлово, генерал Свиридов ломал голову над вопросом: где взять переправочные средства? Можно «одолжить» у гитлеровцев, но для этого нужно нанести чувствительные удары с тыла, посеять панику среди тех, кто обороняется у переправ. И комкор принимает решение незамедлительно подготовить несколько разведывательных групп. Одну из них возглавил капитан Бабанин.
Под покровом ночи разведчики скрытно пробрались через линию обороны противника и вышли на восточный берег южнее Никольского. Здесь немцы на лодках и полупонтонах перебрасывали отходящие подразделения, снабжали боеприпасами и продовольствием свое прикрытие. Переправу обеспечивали саперы 370-й пехотной дивизии.