Мы были готовы к любым неожиданностям, но уж никак не могли представить, что однажды по тылам корпуса станут прогуливаться немецкие танки... Не с неба же они свалились!
Генерал Свиридов, оценив опасность, сразу же связался с комбригом, а тот в свою очередь приказал майору Козлову немедленно произвести разведку маршрута, по которому части бригады совершали выход в район Шаришапа и высоты 225.
Танки я нашел. Управляли ими... наши ремонтники из мастерской. Оказалось, что, восстановив машины, брошенные немцами на поле боя, они решили испытать их на ходу, а случайно подвернувшийся телефонист, увидев колонну, тут же связался с КП корпуса, сообщил генералу Свиридову. Естественно, возникла легкая паника. Хорошо, что разведчики внесли ясность в ситуацию. Потом уж от души обложили того телефониста крепкими словами...
...Новый год встретили в сырых блиндажах и запорошенных траншеях. Низкое, хмурое небо висело над венгерской землей. Снег валил мокрыми хлопьями, дул пронизывающий ветер.
Обстановка на внешнем обводе окружения Будапешта усложнилась. В ночь на 2 января гитлеровцы предприняли свой первый деблокирующий удар из района Комарно. За полчаса до атаки фашистские офицера зачитали солдатам, экипажам танков и самоходок приказ Гитлера. Он гласил: «В Будапеште окружены четыре немецкие дивизии. Вас будут поддерживать мощная артиллерия и авиация. Нужно сделать все, чтобы освободить своих товарищей. Я сам буду руководить операцией». Войскам было отдано распоряжение: пленных не брать, советских солдат и офицеров расстреливать на месте.
Гитлеровцы затеяли дело с размахом. Они решили любой ценой пробиться на восток к Дунаю, потом повернуть на север, двигаясь вдоль реки, соединиться с окруженными войсками, зажатыми в Буде.
...Чуть прояснилось. Опушенные инеем деревья и кустарники стыли в молчаливом оцепенении. В легкой дымке у подножия высоты 225 растворялся горняцкий поселок Шаришап.
Из-за снежных брустверов мотострелки озабоченно смотрели в ту сторону, откуда мог появиться противник. Притаились у пушек артиллеристы, танкисты деловито сновали у машин, заканчивая последние приготовления к бою. Замаскировались хорошо, потому что над позициями часто прогуливалась «рама» — двухфюзеляжный «фокке-вульф».
Наша разведгруппа ожидала прибытия майора Козлова. Бронемашину приготовили еще с утра, сменили два протектора. Командир автотранспортного отделения старший сержант Швырев по горлышко заправил «скауткар» горючим. Петр Орлов подмарафетил его в соответствии с зимним фоном. Тщательно почистили оружие, набили диски, подточили кинжалы, проверили гранаты. Кое-какие неполадки устранил оружейный мастер сержант Иван Максимов.
Все при нас — маскировочные костюмы, боеприпасы по норме, бинокли, карты-бланковки, компасы, паёк...
Начальник разведки, как всегда, прибыл на своем помятом «виллисе» в сопровождении двух автоматчиков. Сразу бросилось в глаза, что Борису Михайловичу нездоровится: голос сиплый, на лице горячечный румянец. Кутаясь в овчинный куцый кожушок, он отвел меня в сторону, под уцелевшую стену какой-то хибарки. Вытянул из планшетки карту.
— Предстоит тебе, Саша, моцион основательный.
А на карте — черт ногу сломит, рябит от всяких значков.
— Общую обстановку ты знаешь. Теперь нужно детально уточнить, куда фриц попрет основными силами. Пройди по этому маршруту и пропади, как иголка в стогу. Наблюдение и только наблюдение. Связь с тобой будет держать Дребезгов. Докладывай по обстановке. Кого с собой берешь?
Я назвал Алешина, Ситникова, Аверьянова, Иващенко, Ермолаева, Орлова...
На задание отправились к исходу дня.
Местность чуть холмистая, видимость прескверная. Часто останавливались, настороженно ловили звуки, петляли от укрытия к укрытию перекатами. Как сказал Ермолаев, плели кружева. Грунт был вполне сносный, но некоторые участки оказались топкими, несмотря на то, что морозец крепко прихватил землю.
Место нашли самое удобное для наблюдения — на вытянутой огурцом поляне стог сена. В нем и спрятали свой броневик. Стали ждать утра.
С рассветом все внимание обратили к грейдерной дороге. Вывод простой: немец будет спешить, поэтому по целине не пойдет, ему главное — выиграть время, навалиться на противника, ударить бронированным кулаком в грудь обороняющимся, смять, соединиться с теми тремя дивизиями, которые начнут встречное наступление на Будапешт. Ведь сам фюрер установил срок освобождения войск в котле — 3 января.
...Гул становился с каждой минутой все сильнее и сильнее. Казалось, поток камней стремительно катится по железному, кованному руслу.
Первыми выскочили мотоциклисты, за ними двигались танки и самоходки. Принялись их считать: восемь танков... Две роты. Затем еще тридцать...
А колонна все не кончалась. В хвосте «тигров» и «пантер» около десятка бронетранспортеров. На некоторых отчетливо виднелись рамные реактивные установки.
Петр Алешин заглянул через мое плечо, рассматривая, как я составляю текст кодограммы, глубоко вздохнул.
— Наколют орехов эти «викинги», товарищ лейтенант, ох, наколют. Во какую тьму танков гонит Гилле.
— И Гилле окажется в могиле, — скаламбурил, чиркнув ладонью по подбородку, Петр Орлов.— Как-никак немец далеко уже не тот, гонор пораструсил. Однако, гад, пыжится, шапку в охапку брать не собирается.
Связь с бригадой была превосходной, казалось, рядом слышу голос радиста Геннадия Дребезгова. Странно, но от этого стало как-то спокойней на душе...
Колонна оборвалась, но ненадолго — рев бронированного потока, чуть ослабевший, снова начал нарастать.
Теперь шли машины, битком набитые пехотой. Я определил, что немцев в кузовах не менее двух батальонов. Глядя на эту железную, клепанную, грохочущую силу, остро начал сознавать истинные размеры опасности, угрожавшей бригаде.
Задачу мы выполнили, теперь можно пробираться к своим. И тут на нас, как картофель из драного мешка, посыпались беды. Сначала вышла из строя радиостанция. Затем угодили в трясину, и в броневике «полетела» полуось. Хорошо, что под рукой было сено, броневик тщательно замаскировали. Потом угодили под обстрел своей же артиллерии, еще раз увидев, что остается после огневого налета гвардейских минометов — «катюш». Заканчивались последние сухари...
Так прошли сутки, вторые, третьи...
А со стороны Шаришапа доносился ослабленный расстоянием грохот сражения: земля подрагивала от гулких разрывов бомб и снарядов, над черными зубцами деревьев порхали в разные стороны трассы всевозможных расцветок. Я невольно поежился, представив, что сейчас происходит там, где немцы сталью и огнем таранили нашу оборону.
Потом стало как-то тише. От Шаришапа по два, по три потянулись в тыл немецкие танки. Некоторых буксировали на тросах. Навстречу танкам ехал конный разъезд, по всей видимости — венгерский. Кавалеристы сгрудились у обочины, о чем-то переговорили с экипажем остановившейся машины и рысью направились к Шаришапу. За ними потянулась длинная вереница всадников. И все это — в какой-то сотне метров от нас.
Вид у наездников был далеко не гусарский, да и лошади выглядели под стать своим хозяевам. Боялись мы одного: потянутся с голодухи к копнам сена, где спрятали броневик, и тогда дело примет совсем другой оборот. Но кавалеристы, не задерживаясь, прошли мимо.
Бронемашину пришлось бросить. Под покровом ночи двинулись к бригаде.
Только теперь я хорошо рассмотрел своих разведчиков. Усталые, перемазанные, обросшие... Шутка ли — десять суток мотались по вражьим тылам!
Первыми нас встретили автоматчики из батальона Кузнецова. И вот блиндаж комбата. Андрей Андреевич радостно меня потискал, пожал руки всем разведчикам. Кроме майора в блиндаже находились его заместитель старший лейтенант Безверхий, замполит капитан Монстаков, начальник штаба старший лейтенант Асикаев. Кузнецов сразу же связался со штабом бригады, доложил о возвращении разведчиков. Через минут двадцать в блиндаж не вошел — ворвался майор Козлов. Он сгреб меня в охапку, и я ощутил на щеке влагу. Как бы спохватившись, Борис Михайлович отвернулся, затем снял шапку, опустился на ящик с патронами. Набрал полную грудь воздуха, облегченно вздохнул: