Гитлеровцы, как и перед Будапештом, огрызались с яростью обреченных. С кем нам только ни приходилось вступать в бои! Танковые и пехотные части, отборные полки, составленные из жандармских отделов, курсанты офицерских школ, охранные батальоны, фолькштурмисты, пожарники...
Сломав последнюю оборонительную линию восточнее города Швехет, где находился главный аэродром австрийской столицы, гвардейцы корпуса приближались к Вене. Первыми прорвались к ее южной окраине разведчики-мотоциклисты старшего лейтенанта Михаила Коваленко.
Наступаем, не замечая — день или ночь. Сон — вот желаннейшая вещь! Самая большая награда — подремать с полчасика. Но вот — ночевка... в крематории, где разместился штаб бригады и мои разведчики. Ничего себе — веселенькое место...
А утром — снова в бой!
Из окон и балконов свисают белые простыни, платки, полотенца, а с чердаков по нашим наступающим частям бьют гитлеровцы из крупнокалиберных пулеметов, истребители танков, вооруженные фаустпатронами, стреляют с верхних этажей зданий, бросают бутылки с горючей смесью, ведется зенитный огонь.
Улицы содрогались от грохота: немцы, отбиваясь и отступая, взрывали промышленные постройки, административные здания. Со всех сторон взлетали в воздух кирпичи, куски железа, бетон. Было видно, как рухнули на землю гигантские мачты радиостанции, как обвалилась стрельчато-узорная колокольня собора Святого Стефана.
Еще шла перестрелка, немецкая артиллерия еще продолжала греметь в городе, а жители австрийской столицы уже выходили на улицы встречать своих освободителей. В живописном парке, где установлен памятник кудеснику вальсов Штраусу, воспевшему Венский лес и голубой Дунай, вновь зазвучали смех людей, музыка. На площади Звезда Пратера стояли танки, самоходки, бронетранспортеры с вмятинами, шрамами, обгорелой краской, а возле них кружились пары — танцевали танкисты и девушки-регулировщицы, связистки и пехотинцы, артиллеристы и переводчицы из разведотделов, жители Вены.
К бронетранспортеру подошел незнакомый капитан и, увидев на моей груди звезду Героя, попросил спозировать для портрета. Быстро вытащил блокнот, сделал карандашом набросок. Я так и не увидел толком, что он там изобразил. А капитан протянул мне руку и сказал:
— Ну, до встречи в Берлине!
В Берлине, однако, мне быть не пришлось, поэтому наша встреча так и не состоялась. Лишь спустя долгие годы в журнале «Журналист» я увидел свой «венский» портрет. Автором рисунка был гвардии капитан в отставке Наум Лисогорский, ныне заслуженный художник РСФСР.
Уже в день взятия Вены мы получили приказ командующего 46-й армии генерала Петрушевского переправиться на северный берег Дуная и, наступая в направлении Корнейбурга, Штоккерау, отрезать пути отхода венской группировке противника на север.
Части корпуса, разбившись на штурмовые группы, теснили противника, как затравленного зверя, к последней пропасти. Находившиеся севернее Вены гитлеровцы в панике хлынули через единственный узкий выход к Корнейбургу.
До победы оставались считанные дни — немцев все плотней и плотней обкладывали с земли и воздуха. И хотя никто не мог сказать, когда же прозвучит последний выстрел войны, все понимали и чувствовали — близок, близок этот выстраданный день...
Одна забота тогда владела мной: как сберечь людей? Всех до одного. Чтобы каждый смог увидеть конец этой страшной мясорубки, смог пережить радость победы. Ведь это и было нашим высшим представлением о счастье! Об этом счастье мечтал когда-то в Волновахе замполит артдивизиона Михаил Моисеев. И вот уже его нет: упал, перерубленный автоматной очередью...
Мои мысли прервал голос посыльного:
— Товарищ старший лейтенант, вас вызывает под полковник Бобров.
В штабном домике кроме Ефима Фомича находились майор Козлов, какой-то офицер из корпусного начальства.
— Присаживайся, Саша,— пригласил к столу Бобров и развернул карту.— На днях мы должны взять город... — Словно споткнувшись, он сделал паузу, прочитал по слогам: — Корнейбург... Язык можно сломать. Взять-то мы его возьмем, но вот прут со всех концов отступающие фрицы. Нужно подольше задержать их перед центральным оросительным каналом. Необходимо взорвать мост...
— Разрешите готовиться? — выпалил я, решив, что разговор окончен.
— Нет, на сей раз тебе придется остаться дома. Подбери кого-нибудь из командиров взводов. Поопытней...
— Старшего сержанта Роя можно. Парень — огонь!
— А он что, так и командует взводом?
— С самого Галаца замещает лейтенанта Половинкина. Тот никак не может после болезни оклематься.
— Ну, тогда давай своего Роя...
Возвращался в роту и казнил себя: лучше бы сам пошел рвать этот чертовый мост. И зачем предложил Алексея? Ведь все может случиться... У него старый отец. Вырастил в своем казацком курене Хрисанф Рой десятерых сыновей, всех проводил на войну. Шесть из них так и не увидели свой тихий Дон, погибли. А если еще и Алексей?
...С наступлением темноты группа разведчиков ушла на задание. Минуя населенные пункты, в которых могли сидеть немцы, старший сержант Рой повел разведчиков по берегу Дуная. Слева тянулась поросшая кустарником и деревьями возвышенность.
За четыре часа проделали около двадцати километров, у оросительного канала остановились передохнуть. Рой уточнил обстановку, определил по карте местоположение моста, за которым лежал Корнейбург. Ни одного огонька впереди, ни одной вспышки. Казалось, город потонул в кромешной тьме.
В воздухе послышался знакомый стрекот моторов — наши «кукурузники» летели бомбить. Неожиданно блеснуло лезвие прожектора, ударили зенитки. Прямо от моста...
По сведениям авиаразведки, в этом районе не должно быть никаких огневых средств. И вдруг зенитки! Встала новая задача, не входившая в планы разведчиков, — подойти к мосту, несмотря на то, что он охраняется еще и орудиями. А мост взорвать надо. Это основной путь отхода гитлеровцев от Вены на север.
Посоветовавшись, Алексей принял решение: мост пока не трогать, а захватить врасплох прислугу. Так и сделали. Бублий осторожно подполз к часовому, снял его. С зенитчиками расправились тоже быстро — где кинжалами, а где и пистолетами. Потерь в группе не было, только Лабзина зацепила разрывная пуля.
Начали разбираться с захваченным оружием. Кроме зениток разведчики нашли на батарее ручной пулемет, с десяток коробок с лентами и... наше противотанковое ружье с патронами. Пятнадцать ящиков со снарядами перетащили от первой пушки к той, что стояла ближе к мосту.
С трофейной зениткой освоились быстро, установили ее на прямую наводку. К ней встали Бублий и Рогов. Лабзин взял ручной пулемет, Рой — противотанковое ружье.
Рассветало. Командир разведгруппы посматривал на часы. Томительны минуты ожидания. Вот-вот должна подойти головная колонна бригады...
Вскоре показалась колонна машин, но это были отступающие гитлеровцы. Как только большой, крытый брезентом автомобиль с пехотой въехал на мост, по нему прямой наводкой ударила «наша» зенитка. Движение на мосту застопорилось. Немцы прыгали через задний борт, беспорядочно отстреливались, потом бросились бежать к болоту.
Рой приказал в первую очередь уничтожить машины с боеприпасами. Несмотря на то, что несколько автомобилей уже полыхали, гитлеровцы упорно рвались к мосту. Группа автоматчиков с двумя танками попыталась пробраться через мост, но и их остановил меткий огонь Бублия и Рогова. «Тигры» остановились. У первого сползла гусеница, экипаж второго покинул танк, но далеко убежать не смог...
Вскоре разведчики заметили, что справа вдоль канала по проселочной дороге ползет еще одна колонна. Рой схватил противотанковое ружье, бросился по канаве к дороге и выстрелил в первый бронетранспортер. Промах... Но второй выстрел был точен — броневик загорелся и взорвался прямо на мосту. Никто, конечно, выскочить из него не успел. Другие машины сдернули с дороги и сразу же завязли в болоте. Теперь Рой расстреливал броневики, как на испытательном полигоне.