Лицо Шайен выразило удивление:
— Вы намерены марать руки?
Грант состроил точно такую же мину:
— Вы собираетесь готовить?
Склонив голову, она парировала выпад:
— Туше. — Затем, повернувшись к управляющему, взяла его под руку. — Пошли, Майлз. У меня свидание со сковородкой и гудящим пламенем.
Перед камином на полу, скрестив ноги, сидел Грант. На его коленях стояла изящная тарелка, предназначенная для более изысканных яств, нежели омлет с колбасой.
Быть может, виной тому опасность, что следовала за ним по пятам весь вечер. Или, пожалуй, он просто голоден. Однако ничего вкуснее он ни разу не ел. Ворочая двумя сковородами, Шайен приготовила достаточно еды, чтобы утолить их голод, да еще осталось и ей.
Он не спускал с нее глаз. Отблеск пламени играл на ее волосах, отчего их цвет приобретал насыщенный золотистый оттенок. Кожа тоже отливала золотом.
Прося добавки, Грант показал на пустую тарелку:
— Прекрасно. Где вы так научились готовить?
Его вопрос пробудил в ней воспоминания. Об обшарпанной закусочной, одиноко стоящей недалеко от автомагистрали, где лишь изредка, в зависимости от времени суток, наступала тишина.
— Моя мать, когда я была девочкой, работала в закусочной. Чуть ли не все время я болталась поблизости.
Он заметил, что при этих словах она старалась не глядеть на него.
— Она научила вас?
Шайен отрицательно покачала головой. Матушка никогда и ничему ее не учила. Ну разве только тому, что легкая капитуляция перед мужчиной ведет к боли и разочарованию.
— Нет. Мигель научил меня.
«Мигель? Ее первый возлюбленный? Тот, с кем она жила?»
— Так звали повара в буфете.
Она улыбнулась, вспомнив, как сначала боялась его. Ей было семь лет, когда он вошел в ее жизнь. Тогда он показался ей неулыбчивым великаном. Одну половину его лица украшал длинный красный рубец, который все никак не заживал. Кто-то нашептал, будто подростком он участвовал в поножовщине. Позже она узнала, что он заработал шрам, спасая из пожара новорожденную сестру. Впрочем, вся семья своими жизнями была обязана ему.
— Славный малый, при виде которого и дьявол бы пустился наутек, — сообщила она Гранту. — Злющий, точно все черти в пекле. Он спорил со всеми и обо всем. Спорт, политика, его поварское искусство. Но ко мне он проникся симпатией.
В ее голосе Гранту послышалась нежность.
— Похоже, он был парнем что надо.
Она припомнила то время, когда Мигель убеждал ее не убегать из дому. Осыпал ее всяческими мудрыми изречениями, а она сидела в углу кухни и делала домашнее задание. Временами ей казалось, будто он ее единственный друг. Когда она как-то раз сказала ему об этом, он лишь фыркнул.
Обняв колени и прижав их к груди, Шайен всматривалась в огонь. Порядочно отхлебнув вина, она ощутила, что согревается. Вино принес О’Хара.
— Да, был, — помолчав, сказала она.
Грант, отставив тарелку, придвинулся к ней чуть ближе:
— А где он сейчас?
— Не знаю… — ею овладела тихая грусть, — я потеряла его след, когда он оставил закусочную. Из-за спора с хозяином.
«Пожалуйста, не уходи, Мигель. Как я буду без тебя?
— Я тебе не нужен, репей. С тобой все будет хорошо. Ты сильная девочка. Полагайся только на себя».
Она вздохнула и прогнала воспоминание прочь.
— Хотелось бы надеяться, что он обрел где-то свое счастье.
Грант поиграл с ее прядью и убрал ее за ухо. И с трудом поборол искушение провести кончиком языка по хрупкой шейке.
— А что ваша матушка? Она по-прежнему трудится в закусочной?
Подавив дрожь, вызванную его прикосновением, Шайен все так же смотрела на языки пламени.
— Нет. Я купила ей небольшую кооперативную квартиру в Сан-Франциско. Полагаю, она там довольно счастлива. — Она коротко, с грустью в голосе рассмеялась. — Вероятно, все еще ищет своего мужчину.
Будто зачарованный, Грант наблюдал, как напряглись ее скулы.
— Вероятно? Вы не знаете?
Она едва заметно пожала плечами:
— Дело в том, что мы не переписываемся, не созваниваемся, не навещаем друг друга.
«Материнское упущение», — подумал он.
— Ну а вы?
При этом вопросе она, обернувшись, поглядела на него. На ее лице явственно читалось, что, отдавшись собственным думам, она была застигнута врасплох и не понимает, о чем же ее спрашивают.
— А что я? О чем вы?
Ему ли не знать, какое раздражение испытываешь, когда тебя пытают насчет личной жизни, однако удержаться он не смог. Он хотел знать. Сегодня вечером, когда за окном ярилась буря, а на ее коже вспыхивали отблески каминного пламени, он жаждал знать о ней всю подноготную.