Итта Элиман
Впереди, в утренней дымке
Ниночка проснулась и захныкала.
— Куколка моя, куколка! Борька, ты зачем ее сломал?
Соседняя кровать ожила, из-под одеяла высунулся десятилетний мальчишка — нос пуговицей, светлые кудряшки, хитрые глаза. Весь полуденный сон он строил корабль под одеялом, снимался с якоря и уходил в открытое море. Дальше Борька скорее всего уснул, потому что началась буря и на него напали пираты.
— Какую куклу? Нинка, ты че?
— Мусю мою! Мусю! Ты ее сломал! Ууууу… Руки оторвал и голову открутил, она теперь глазки не закрывает!
В комнату вошла Марина, привычным жестом распахнула шторы. В окна хлынуло июльское солнце. Марина потрогала все детские лобики, вспотевшие от жары и сна, и ласково пропела:
— Здоровы, здоровы! Просыпаемся. Встаем…
— Борька, дурак! — снова запищала Ниночка, — Сломал мою куколкууууу…
Боря сел и поджал под себя ноги:
— Ничего я не ломал, глупая! Вон она, под кроватью валяется.
— Тебе, наверное, приснилось, Ниночка. — Предположила Катя. Она расчесывала черную косу красным гребнем, слегка склонив голову и скрестив ноги. «Как русалка» — подумал Пашка. Он тоже встал и принялся одеваться.
— Конечно, приснилось! — подтвердила Марина, — А слова такие говорить некрасиво! Вот, держи свою Мусю. А теперь — все в туалет и одеваться. Нас ждет море! — и Марина вышла, не притворив дверь.
— Не очень-то я хочу на море… — призналась Катя. — Вот если бы купаться можно было по-настоящему.
— Раньше купались… — ответил Пашка, натягивая футболку на толстенький животик.
— А ты откуда знаешь? — Катя даже расческу положила.
— Знаю, и все.
В поселке было семь домов и одна дорога. Домики, маленькие и разноцветные, лукаво выглядывали из-за своих садов: яблонь, груш, сирени, бузины и прорвы разных других деревьев и кустов, названия которых ребята не знали. Вдоль дороги росли тополя, высокие и стройные, точно воткнутые в землю индейские стрелы. Справа сады останавливались у берега залива, всегда тихого, до самого горизонта светло-зеленого. Вправо, через сосновый лес бежала вторая дорожка — к морю. Но и залив, и море надежно закованы железной сеткой. Разве что в лягушатнике поплескаться — но это для малышни. Впрочем, летом и в лесу чудесно. А зимой и того лучше. Хоть весь день на лыжах, горка-Ореховка для санок, а озеро-Лапоток для коньков. И пикники на дюнах хороши в любое время года. Летом костры, зимой костры. Чайки ходят вокруг людей по-хозяйски и горланят — попрошайничают. С моря прилетают ветра, холодные и жаркие, свежие и пахучие, щекочущие ребячьи носы неизвестным, волнующим. Надежно горит костер, ветер ему нипочем, а песня убегает в леса, прячется за деревьями и там звенит.
Море есть море, но лес — все-таки лес!
Вдоль тропинки рос подорожник и лопух, величиной с Ниночку. Бабочек налетело с моря видимо-невидимо, капустницы и голубянки звездочками мигали меж сосен. Пахло сухим мхом и землей. Где-то высоко в кронах резвился ветерок, и стучал дятел: «Дум-дум-дум».
Пашка и Боря шли позади, пинали ногами сосновые шишки и спорили.
— С чего ты взял, что там глубоко? Просто сетку поставили, что б мы не разбежались.
— Или чтоб не потонули. — Резонно добавил Пашка.
— Еще скажи, там акулы?
— Вряд ли. Медузы одни. Ерундовые медузы — не жгутся. Я вот читал — есть такое море — Океан. Больше нашего.
— Больше? Больше не бывает.
— Там медузы считай с таз, — не слушал Паша. — Эти как обожгут — мало не покажется.
— Насмерть?
— Вроде того…
Впереди шагали подружки Ляля и Маша. Они, точно близняшки, всегда вместе, играми своими не делятся, и тайны у них одни на двоих, девчачьи семилетние тайны. И ссорятся сами и мирятся, спросишь что — молчат, или фыркнут: отстань, мол, не до тебя. У них в руках ведра, лопатки и грабельки. Но девочки несут игрушки неохотно — надоело — каждый день одно и то же. Вот бы заполучить воздушного змея, — другое дело. Тянешь за упругую веревочку, а шея ноет, потому что змей высоко танцует, желто-красная птица в синеве, ему сверху все видно, но нипочем не расскажет. Девочки и мечтали вместе.
— Ах, Мариночка! Ты не представляешь, — щебетала Катя, — как хорошо было бы научиться плавать. И почему нельзя? Русалки же плавают!
— Это в сказке, — улыбнулась Марина, — Ты ведь не русалка!
— Вот и стала бы! Я если волосы распущу — то очень даже похожа буду. Правда?
— Правда-правда! — Марина погладила Катюшину косу. — Волосы у тебя прекрасные!
Паша фыркнул, но улыбнулся. Катя ему нравилась.