Водворение блудного сына под отчий кров сопровождалось ликованием матери и зловещим молчанием отца. Какова была мера взыскания? Одни биографы утверждают, что его посадили на хлеб и воду, другие — что он был высечен. Во всяком случае, Жюль чистосердечно признался, что хотел разузнать в Индии о судьбе злополучного капитана Санбена, чтобы сообщить его безутешной жене, стоит ли ей еще ждать или считаться вдовой.
Сохранилась и семейная легенда о завораживающем звучании слов: Корали, Каролина, кораллы.
Речь идет о Каролине Тронсон, одной из дочерей тети Лизы, сестры Софи Верн. В дачном поселке Шантеней дома Тронсонов и Вернов расположены были по соседству, и дети почти не разлучались. Жюль оказывал хорошенькой кузине знаки внимания, предпочитая ее общество всем остальным. Старше его на год, Каролина была уже кокетлива и относилась к Жюлю подчеркнуто снисходительно, как взрослая барышня к мальчику.
Гуляя с ней однажды вдоль берега, он галантно заметил, что шхуна «Корали», по-видимому, названа так^в ее честь, и он пустился бы на «Корали» хоть на край света, чтобы привезти Каролине кораллы.
2* 19
Каламбур не произвел должного впечатления. Кузина лишь пожала плечами, равнодушно заметив:
Ты не из тех, кто способен на подобные подвиги!
А я тебе докажу, что способен!
В наши дни, — добавила Каролина, — не найдется рыцаря, который умер бы за свою королеву.
Умирать вовсе не обязательно, — возразил Жюль, — а кораллы я тебе привезу...
Как бы то ни было, эпизод с «Корали» вполне согласуется с поздним признанием Жюля Верна, которое можно найти в его романе «Зеленый луч»:
«Я не могу равнодушно видеть, как отчаливает судно — военное, торговое, даже простой баркас, чтобы всем своим существом не перенестись на его борт. Я, должно быть, родился моряком и теперь каждый день сожалею, что морская карьера не выпала на мою долю с детства...»
Неизгладимо яркие впечатления ранних лет впоследствии дали писателю много тем и образов и даже в старости продолжали служить ему источником вдохновения. Мы находим в его романах пейзажи, навеянные воспоминаниями о поездках на побережье Бискайского залива, о привольной жизни в живописном нантском пригороде Шантеней, о давних школьных друзьях, с которыми он познакомил читателей в романе «Два года каникул», а затем присвоил их имена матросам шхуны «Сент-Инах» в «Историях Жана Мари Кабидулена», причем, как мы знаем, заглавный герой существовал в действительности, а его рассказы о легендарном морском змее и побудили автора написать эту книгу. Да и такой бывалый бретонский моряк, как дядюшка Антифер, вряд ли
20
выдуман автором. В образе этого своевольного упрямца уловлены характерные черты старого «морского волка», одного из тех ветеранов парусного флота, с которыми будущий писатель общался в детские годы. А его юные герои, вроде Роберта Гранта или Дика Сэнда! Разве не ожили в них и не заиграли новыми красками светлые ребяческие мечты о приключениях и подвигах в далеких неведомых странах!
ЮНОСТЬ
1844 году Жюль и Поль поступили в нантский Королевский лицей, где должны были за два года закончить общеобразовательный курс и получить диплом бакалавра, открывающий доступ в высшую специальную школу: первому — в юридическую, второму — в мореходную.
Жюль налегал на древние языки, штудировал риторику, философию, логику — дисциплины, необходимые для будущего правоведа.
К тому времени Пьер Верн прочно обосновался в деловой части города, в собственной большой квартире на улице Жан-Жак Руссо. Здесь были под боком мэрия, суд, биржа, банк, трибунал, арбитраж, таможня — все государственные учреждения, с которыми связывали адвоката интересы клиентов. Рядом находились кафедральный собор с его любимым органом, и Нантский театр, где он абонировал ложу, и нарядная набережная де ля Фосс, излюбленное место прогулок, откуда открывается прекрасная панорама с цепью мостов через Луару, Эрдр и Севр и виден в отдалении каменный нос «плавучего острова» Фей-
21
до. Единственное неудобство — отдаленность конторы от дома — метр Верн сумел превратить в преимущество: для пользы здоровья он ходил пешком туда и обратно, внушительности ради опираясь на трость, увенчанную серебряным набалдашником.
Он был доволен жизнью, доволен собой, доволен детьми.
Особенно радовали отеческое сердца успехи старшего сына. Правда, несколько настораживала его разбросанность и всеядность в чтении. Не очень импонировали метру Верну и новые друзья Жюля — компания шумных юнцов, мнящих себя поэтами. Однако сколько-нибудь серьезных претензий он Жюлю предъявить не мог. Весь следующий год после окончания лицея мальчик ежедневно по два-три часа просиживал в конторе на набережной Жан Бар, понемножку присматриваясь к делам и готовясь к поступлению в парижскую Школу права. После самостоятельной подготовки он должен был там прослушать несколько лекций и сдать установленные экзамены по программе первого курса.
Кругозор Жюля за эти три года безгранично расширился. Но педантичный отец меньше других понимал, как богата и наполнена до краев его духовная жизнь и какое скромное место занимают в ней помыслы о юридическом поприще.
...Жюль не устает бегать на другой конец города в библиотеку на площади Пилори, возвращаясь оттуда с пачками книг. Романы Александра Дюма, Эжена Сю, Жорж Санд, Бальзака, стихи, драмы и проза Виктора Гюго не заслоняют трудов по истории мореплавания и великих географических открытий. Он не пропускает бенефисов в Нантском театре, ни одной премьеры в театре марионеток «Рикики». Музыку он знает не хуже, чем его лицейский товарищ Аристид Иньяр, ставший впоследствии композитором. Юный
22
поэт сочиняет стихи, навеянные неразделенной любовью все к той же Каролине Тронсон, которая по-прежнему смотрит на него свысока, заставляя настраивать Музу на не свойственный Жюлю минорный лад. Но наряду с подражательными лирическими опусами он пишет не менее подражательную драму в стихах и безуспешно пытается поставить ее на сцене театра «Рикики».
Однако литературные неудачи не мешают ему пожинать лавры в кружке начинающих поэтов, которым покровительствует папаша Боден, предоставляя для сборищ читальный салон, примыкающий к его книжной лавке.
Не решаясь перечить отцу, весной 1847 года Жюль едет в Париж держать первые экзамены для получения адвокатского звания и ученой степени лиценциата прав, завидуя счастливой судьбе Поля, отправившегося в свою первую навигацию на шхуне «Лютен» к Антильским островам.
...И вот он попал в Париж, по его собственному выражению, «город-светоч, который притягивает, ослепляет, опаляет столько провинциальных мотыльков».
Тем временем сгущались грозовые тучи революционного 1848 года. На развалинах монархии 25 февраля была провозглашена Вторая республика. Воспользовавшись победой народа, буржуазия захватила власть. Парижские рабочие ответили на это грозным июньским восстанием, которое было потоплено в крови правительственными войсками. На горизонте уже маячила черная тень Луи-Наполеона Бонапарта. Наполеона Малого, как назовет его вскоре Виктор Гюго.