«И ввел ее Исаак в шатер Сарры, матери своей; и взял Ревекку, и она сделалась ему женою, и он возлюбил ее; и утешился Исаак в печали по матери своей». Так выясняется, что Исаак сохранил шатер своей умершей матери, и можно предположить, что он сохранил и ее вещи тоже. Иными словами, он устроил в память матери нечто вроде мемориального шатра, с которым кочевал повсюду. Можно также предположить, что он иногда уединялся там, чтобы вспоминать о ней, и, возможно, даже жил там подолгу, чтобы сохранить ощущение ее присутствия.
Введя Ревекку в этот шатер, сын символически представил избранницу своего сердца умершей матери и тем самым попросил ее согласия и одобрения. Но есть в этом и дополнительный смысл: таким поступком Исаак показал Ревекке, что его мать, которую ей не довелось узнать, — очень важный для него человек, присутствующий в его жизни и после своей кончины. Этим он как бы сказал Ревекке: надеюсь, что ты займешь теперь ее место.
До сих пор я говорил лишь о частной истории Ревекки и Исаака. Но в этой частной истории нашел выражение также общий и принципиальный подход Библии к любви. Порядок действий Исаака: сначала ввести Ревекку в шатер Сарры, потом взять ее в жены и лишь потом полюбить ее — это с точки зрения библейского подхода необходимый и правильный порядок. Исаак получил жену, выбранную по желанию Бога и в соответствии с Его знаком, затем он привел ее в шатер своей матери, потом женился на ней и только после всего этого полюбил.
Этот рассказ невольно вызывает в памяти совершенно другой порядок действий в следующем поколении, при встрече Иакова и Рахили.
Иаков встретил Рахиль возле колодца, поцеловал ее еще до того, как представился ей и членам ее семьи, полюбил ее еще до того, как она стала его женой, семь долгих лет неутоленной любви ждал назначенного времени свадьбы, и при этом страсть его была так велика, что он забыл вежливости и сказал ее отцу: «Дай жену мою; потому что мне уже исполнилось время, чтобы пойти к ней». Это нарушение порядка не прошло без последствий: Бог позволил Лавану обмануть Иакова и дать ему вместо нее Лию.
Принято говорить, и это справедливо, что Иаков был наказан за то, что обманул своего отца. И действительно, легко увидеть сходство между этими двумя поступками. Иаков прикинулся (перед отцом) своим братом, а Лия прикинулась (перед Иаковом) своей сестрой. Иаков сделал это по наущению матери, Лия сделала его по наущению отца. И оба обмана были совершены под покровом темноты — в случае Иакова это была темнота слепоты Исаака, в случае Лии — темнота первой брачной ночи. Но воспитующее наказание Иакова было двойным. Он был наказан не только насильственной женитьбой на нелюбимой женщине, но и ее плодовитостью в противоположность бесплодию любимой: «Господь узрел, что Лия была не любима, и отверз утробу ее, а Рахиль была неплодна» (Быт. 29, 31).
Все это было предназначено для того, чтобы разъяснить Иакову надлежащий порядок вещей и порядок предпочтительностей: в Библии на первом месте стоит семья и деторождение и только потом — любовь. Нам, романтичным и эгоцентричным современным читателям, для которых личное счастье важнее всего, это кажется ужасным. Но согласно воззрениям тех давних дней, именно так и должно было быть.
То утро, когда Иаков проснулся, открыл глаза и увидел: «И вот — это Лия»[10] — потрясает читателя и сегодня. Легко понять его гнев и обиду и даже, возможно, проникнуться ненавистью, которую он испытывал к Лие потом. Но Библия, причем именно устами Лавана, хочет объяснить Иакову, что существует установленный порядок даже в любви.
«В нашем месте так не делают, — разъяснил Лаван, — чтобы младшую выдать прежде старшей». А в отношении Иакова это «в нашем месте так не делают» указывает еще и на другие правила, не ограниченные матримониальными обычаями Харрана. Здесь выражен библейский подход к любви вообще: лоно важнее сердца. Семья предпочтительнее любовной пары. В этом причина того, что первым повелением, которое Бог дал человеку, было «плодитесь и размножайтесь», и именно потому родительская любовь появляется в Библии первой и только за ней следует любовь мужчины к женщине.