Поэтому Мэтт и определил, что Эми потянулась к нему первой. Но прежде чем она успела дотронуться до его губ губами, раздался вой койота, от которого кровь застыла в жилах, а волосы встали дыбом. К нему присоединился еще один, более громкий и более долгий.
Эми, вздрогнув, выпрямилась.
— Они не так близко, как кажется, — успокоил ее Мэтт.
Она кивнула, нагнулась и принялась возиться с ботинком, используя это занятие как предлог подвинуться ближе. Мэтт пошутил бы над этим, но побоялся испугать ее еще больше.
Снова завыл койот, и на этот раз ему ответил настоящий хор. Эми положила руку на бедро Мэтта и застыла.
Мэтт безмолвно умолял койотов подобраться ближе, чего они явно не собирались делать. Мало того, поняв, где лежит ее рука, Эми поспешно ее отдернула.
— Прости.
— Не извиняйся. Можешь на меня положиться. В любое время.
Он насадил на прутик несколько маршмеллоу и протянул ей, а потом сделал то же самое для себя. Эми постоянно вглядывалась в глубь леса, окружавшего их, словно, если хорошенько сосредоточиться, можно видеть в темноте.
— Вижу, ты не привыкла к походной жизни, — сочувственно заметил Мэтт.
— Я девушка городская.
— Из какого города?
— Из Нью‑Йорка, Майами, Далласа…
— Отовсюду сразу?
— Плюс Чикаго. Я часто переезжала.
Мэтт вынул свой прутик из огня и пожалел, что нет шоколадных крекеров из муки грубого помола, так хорошо идущих с идеально поджаренными маршмеллоу.
— Я сам из Чикаго. Родился там.
Он не скучал по городу. Ни по работе. Ни по бывшей жене… Хотя скучал по родным.
— Когда ты там была последний раз?
— Десять лет назад, — пожала плечами Эми. — Но недолго.
Он знал, что ей двадцать восемь. Значит, она жила там в восемнадцать.
— Ты там заканчивала школу?
— Нет. Сдала экстерном и немного раньше. До Чикаго.
— Десять лет назад. Я тогда только демобилизовался. Служил во флоте, а потом работал копом. Может, наши дорожки и пересекались.
— Вряд ли. Ты был в спецназе. А не простым копом, гонявшим с улиц бездомных тинейджеров.
Мэтта не удивило, что она слышала о его службе в спецназе. В Лаки‑Харборе все знали все обо всех. Жаль, что ему ничего о ней не известно. Эта Майклс удивительно хорошо умеет скрывать подробности своей личной жизни.
— Ты была бездомным тинейджером?
Эми пробормотала нечто неразборчивое, что одновременно могло означать согласие и уклончивое «не хочу об этом говорить».
Жаль, если не хочет.
— Что случилось с твоими родителями?
— Я продукт того, что происходит, когда тинейджеры не ходят на уроки сексуального воспитания. Ничего, что бы ты не видел прежде в фильме «Беременна в шестнадцать».
— Так скверно?
Она пожала плечами и сунула в рот мармеладку.
Похоже, разговор закончен. Что же. Так тому и быть. Он найдет другой шанс. А пока он наблюдал, как она смакует сладости, наслаждаясь каждым кусочком как наградой. Особенно ему нравилось, как она, причмокивая, слизывает крошки с пальцев.
— Хорошие пастилки, — похвалила она.
У него было кое‑что и получше, но эти сведения он держал при себе.
Получив достаточную концентрацию сахара в крови, они уравновесили ее вяленой говядиной. Эми расстегнула рюкзак и, заглянув внутрь, выложила блокнот, цветные карандаши, путеводитель, губную помаду и перочинный нож, прежде чем вытащить яблоко и снова застегнуть рюкзак.
Она настоящая головоломка! Крутая на вид, девчонка в душе… и еще многое, чего он пока не мог определить.
Она протянула ему яблоко. Мэтт откусил и отдал его обратно. Вместе они прикончили яблоко, потом выпили воды. Эми широко зевнула.
— Прости, — выдавила она, снова зевая. — В закусочной у меня была утренняя смена, и сейчас я на ногах не держусь.
— Значит, спать?
Он подбросил дров в костер, поднял ее и повернул лицом к палатке. Заглянув внутрь, она увидела свернутый спальник.
— Это твое, Мэтт. Я могу спать в грузовике.
— Там жестко и чертовски холодно. У тебя был длинный день. Нужно отдохнуть. Залезай в палатку.
Она закусила губу. Взгляд снова стал подозрительным.
— А ты?
— Я лягу у огня. У меня есть лишнее одеяло. Не замерзну.
— Нет, — покачала она головой. — Я не могу тебе такое позволить. Простудишься.
— Предлагаешь лечь с тобой в палатке?
Ее взгляд упал на его грудь. Она снова прикусила губу, что сводило его с ума. Это ОН хотел прикусить ее губку, а потом снять боль поцелуем.
— Нет, это не слишком хорошая идея, — решила она наконец. — Даже совсем плохая.