Я всё ещё проживал в Нью-Йорке, а в это время года Нью-Йорк особенно прекрасен. Утро стояло шикарное, и я только что вышел из холодного душа, чувствуя себя свеженьким, как огурчик. По правде говоря, у меня было превосходное настроение ещё и потому, что не далее как позавчера я поставил Дживза на место. Нет, действительно я его обрезал как полагается и настоял-таки на своём. Знаете, что я вам скажу? Если бы я позволил событиям идти своим чередом, то просто превратился бы в раба. Этот малый угнетал меня, как хотел. Я ещё не возражаю, когда он отдаёт кому-нибудь мой очередной новый костюм, потому что Дживз здорово разбирается в костюмах, и в этом отношении на него можно положиться.
Но я чуть было не восстал, когда он не позволил мне надеть ботинки с суконным верхом, которые я любил, как своих братьев. А когда он попытался раздавить меня, как какого-то червяка, из-за шляпы, я вспомнил, что меня зовут Вустер, топнул ногой и показал ему, кто есть кто.
Эго долгая история, и у меня нет времени сейчас её вам рассказывать, но смысл заключается в том, что он хотел надеть мне на голову Чудо Белого Дома
— такую же, как у президента Кулиджа, — а я мечтал о Специальной Бродвейской, которую носят представители молодого поколения, и закончился наш спор тем, что после довольно неприятного разговора я купил Специальную Бродвейскую. Так обстояли дела в это самое утро, и я чувствовал себя мужественным и независимым.
Итак, я стоял в ванной комнате, гадая, что будет на завтрак, и одновременно массируя себе спину грубым полотенцем и напевая под нос, когда в дверь почтительно постучали. Я перестал петь и высунул в дверь голову.
— Привет! Жизнь прекрасна! — сказал я.
— К вам леди Мальверн, сэр.
— А?
— Леди Мальверн, сэр. Она ожидает в гостиной.
— Возьми себя в руки, Дживз, мой милый, -.сурово сказал я, потому что никогда не любил розыгрышей до завтрака. В гостиной меня никто не ожидает. Ещё и десяти нет.
— Насколько я понял, сэр, леди Мальверн сошла с парохода рано утром.
Это звучало правдоподобно. Я припомнил, что по прибытии в Америку около года назад мне пришлось проснуться до неприличия рано, чуть ли не в шесть, а на берег я сошёл в районе восьми.
— Кто такая, разрази её гром, леди Мальверн, Дживз?
— её светлость не почтила меня своим доверием, сэр.
— Она одна?
— Её светлость сопровождает лорд Першор, сэр. Я думаю, его светлость — сын её светлости.
— О! Ладно, давай мои одеяния, и я облачусь в шесть секунд.
— Наша пёстрая шерстяная пиджачная пара готова, сэр.
— В таком случае веди меня к ней!
Одеваясь, я пытался сообразить, кто такая, будь она неладна, леди Мальверн. Но вспомнил я её, только когда заправил рубашку в брюки и потянулся за запонками.
— Я вспомнил, Дживз. Она подружка моей тёти Агаты.
— Вот как, сэр?
— Да. Я познакомился с ней у тёти Агаты на ланче, прежде чем уехать из Лондона. Вредная старуха. Писательница. Недавно вернулась из Дунбара и написала книгу о социальной справедливости в Индии.
— Да, сэр? Простите, сэр, другой галстук.
— А?
— К пёстрой шерстяной пиджачной паре требуется другой галстук, сэр.
Я был шокирован. Мне казалось, я усмирил этого малого. Момент был ответственный. Я хочу сказать, если б я сейчас смалодушничал, все мои труды можно было бы выкинуть псу под хвост. Я выпрямился во весь рост.
— Чем тебе не нравится этот галстук? Я не раз замечал, ты и раньше на него косо смотрел. Говори откровенно! Будь мужчиной! Что в нём плохого?
— Слишком цветастый, сэр.
— Глупости! Весёленький галстук, очень мне к лицу.
— Он не подходит к костюму, сэр.
— Дживз, я надену этот галстук!
— Слушаюсь, сэр.
Чертовски неприятно. Неловко получилось. Я видел, что малый уязвлён до глубины души. Тем не менее я повязал галстук твёрдой рукой, надел пиджак и вышел в гостиную.
— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте — сказал я. — Что?
— Ах! Здравствуйте, мистер Вустер. Вы не знакомы с моим сыном, Уилмотом? Мотти, дорогой, это мистер Вустер.
Леди Мальверн была дамой энергичной, бодрой, непреклонного вида и поперёк себя шире. Она устроилась в самом большом моём кресле, словно специально изготовленном модельером, который знал, что в этом сезоне кресла носят в обтяжку по бёдрам. Её выпученные глаза сверкали, жёлтые волосы на голове напоминали стог сена, а когда она разговаривала, то показывала всему миру примерно шестьдесят семь передних зубов. Глядя на эту женщину, мне захотелось втянуть голову в плечи. Я чувствовал себя как десятилетний мальчишка, которого привели воскресным утром в гостиную поздороваться с гостями. Согласитесь, такие посетители — это не совсем то, что хочется видеть у себя в доме перед завтраком.
Мотти, её сын, двадцати трёх лет от роду, был высоким и тощим недотёпой. У него были такие же, как у матери, выпученные глаза, которые, однако, не сверкали, и жёлтые прилизанные волосы с прямым пробором. Ресниц у него я вообще не заметил, так же как и подбородка.
— Рад познакомиться, — сказал я, хоть это было неправдой. У меня возникло предчувствие, что впереди меня ждут большие неприятности. — Так вы переплыли океан? Надолго в Америку?
— Примерно на месяц. Ваша тётя дала мне ваш адрес и наказала обязательно вас навестить.
Я был рад это слышать. Видимо, тётя Агата немного отошла. По-моему, я уже говорил вам, что мы были не в ладах в связи с тем, что она послала меня в Америку вытащить моего кузена Гусика из цепких когтей актрисы мюзик-холла. Если я скажу вам, что в результате моих стараний Гусик не только женился на девушке, но и сам стал с успехом выступать на сцене, вы поймёте, что отношения между тётей и племянником были несколько натянутыми.
У меня просто не хватало смелости вернуться в Англию и встретиться с ней, поэтому я испытал облегчение, услышав, что время залечило её раны настолько, что она попросила свою подружку меня навестить. Сами понимаете, хоть мне очень нравилась Америка, я бы не хотел навсегда лишиться возможности вернуться в родные пенаты, и можете мне поверить, Англия слишком мала, чтобы там можно было ужиться с тётей Агатой, если старуха встала на тропу войны. Поэтому я обрадовался, услышав ответ леди Мальверн, и добродушно ей улыбнулся.
— Ваша тётя сказала, что вы сделаете все возможное, чтобы нам помочь.
— Конечно! Само собой! Не сомневайтесь!
— Большое спасибо. Я хочу, чтобы вы какое-то время позаботились о моем дорогом Мотти.
Сначала я её не понял.
— Позаботился? Вы хотите, чтобы я записал его в свои клубы?
— Нет, нет! Мой Мотти — домашнее животное. Правда ведь, Мотти, дорогуша? Мотти, сосредоточенно сосавший набалдашник трости, распрямился как
пружина.
— Да, мама, — сказал он и снова уткнулся в трость.
— Я совсем не хочу, чтобы он был членом клубов. Я имела в виду, что на время моего отсутствия он поселится вместе с вами, а вы о нем позаботитесь.
Она произнесла эти кошмарные слова как ни в чём не бывало. Эта женщина просто не желала понять, какое бредовое предложение она мне сделала. Я искоса посмотрел на Мотти. Он продолжал сидеть как истукан, запихав набалдашник трости в рот. Мысль о том, что это существо пытаются навязать мне на неопределённое время, привела меня в ужас. Я задрожал как осиновый лист, даю вам честное слово. Я только собрался открыть рот и заявить, что этот номер не пройдёт ни за какие деньги и что при первом же шаге Мотти в направлении моей квартиры я вызову полицию, как леди Мальверн вновь заговорила, оглушив меня раскатами своего голоса. От этой женщины с ума можно было сойти.
— Сегодня днем я уезжаю из Нью-Йорка на поезде. Мне необходимо посетить тюрьму Синг-Синг. Меня интересует социальная справедливость в тюрьмах Америки. Далее я намерена посетить места заключения по всему побережью. Видите ли, мистер Вустер, я в Америке с деловой поездкой. Вы, конечно, читали мою книгу «Индия и индийцы»? Так вот, мои издатели требуют, чтобы я написала второй том серии о Соединённых Штатах. Я не смогу провести в этой стране больше месяца, так как мне необходимо вернуться в Англию к открытию сезона, но месячный срок вполне меня устраивает. В Индии я прожила меньше месяца, а мой дорогой друг, сэр Роджер Креморн, написал свою книгу «Америка, взгляд изнутри», пробыв здесь менее двух недель. Я была бы счастлива взять с собой моего дорогого Мотти, но бедняжку укачивает в поездах. Я заберу его сразу по возвращении.