— Нет ничего лучше чашечки чая после долгого путешествия, — объяснил я. — 3дорово подхлёстывает, знаете ли. Взбодряет лучше некуда. Я имею в виду, чай восстанавливает силы, ну и всё такое. Пойду скажу Дживзу.
Я пулей вылетел в коридор и ворвался в каморку Дживза. Малый сидел и читал газету с беспечным видом, словно ничего особенного не произошло.
— Дживз, — сказал я, — нам нужен чай.
— Слушаюсь, сэр.
— Знаешь, Дживз, это уж слишком, что? — Я хотел, чтобы он мне посочувствовал, ну, сами понимаете, в такие минуты легче становится, когда тебя пожалеют. — Она вбила себе в голову, кто квартира принадлежит мистеру Тодду. С чего, пропади всё пропадом, она это взяла?
Джин, держась с большим достоинством, налил воду в чайник.
— Несомненно, мисс Рокметеллер пришла к подобному выводу, — сказал он, — основываясь на письмах мистера Тодда. Если помните, сэр, мы дали обратный адрес этой квартиры. Таким образом, создалось впечатление, что мистер Тодд живёт в центре города.
Я вспомнил. Тогда эта мысль показалась нам очень удачной.
— Да, Дживз, но, знаешь ли, неловко всё получилось. Она смотрит на меня, как на незваного гостя! Великие небеса! Не удивлюсь, если она считает меня нахлебником, который клянчит у её племянника рубашки и напрашивается на бесплатные обеды!
— Вполне вероятно, сэр.
— Куда уж хуже, должен тебе сказать.
— Весьма неприятно, сэр.
— И ещё, Дживз. Что нам делать с мистером Тоддом? Надо как можно скорее вытащить его из Лонг-Айленда. Как только принесёшь чай, пойди и дай ему телеграмму. Пусть срочно приезжает.
— Я уже сделал это, сэр. Я позволил себе написать записку и отослать её с мальчишкой-рассыльным на почту.
— Разрази меня гром, ты обо всём позаботился, Дживз!
— Благодарю вас, сэр. Подать к чаю тосты? Да, сэр. Слушаюсь, сэр.
Я вернулся в гостиную. Она так и сидела на краешке стула, не поменяв позы. Спина у неё была прямая, словно она аршин проглотила, а зонтик в её руках был направлен на меня, как копьё. Когда я вошёл, она одарила меня ещё одним взглядом, от которого мурашки бегают по спине.
И дураку было ясно, что я пришёлся не по душе миссис Рокметеллер. Должно быть, она не могла мне простить, что я не Джордж М. Коен. Согласитесь, это ни в какие ворота не лезет.
— Удивительно, что? — сказал я примерно после пятиминутного молчания, пытаясь хоть как-то наладить с ней отношения.
— Что удивительно?
— Ну, то, что вы приехали, и всё такое.
Она подняла брови и посмотрела на меня поверх очков.
— Вас удивляет, что я приехала навестить своего единственного племянника?
— Нет, нет, что вы! Конечно, нет! Ни в коем случае! Я только хотел сказать…
В этот момент в гостиной материализовался Дживз с чаем. Я был ужасно рад его видеть. Когда ищешь, как выкрутиться из дурацкого положения, лучше всего заняться делом. Я налил ей чай. Она отхлебнула глоток, и, задрожав с головы до ног, поставила чашку на стол.
— Молодой человек, — ледяным тоном спросила тётушка Рока, — неужели вы считаете, что эту бурду можно пить?
— О, конечно! Здорово подхлёстывает, знаете ли.
— Что означает выражение «здорово подхлёстывает»?
— Ну, бодрит, знаете ли. Освежает на все сто. Одним словом, воодушевляет.
— Я не поняла ни единого вашего слова. Скажите, вы англичанин?
— Э-э-э, да.
Она промолчала, но молчание её было таким красноречивым, что я предпочёл бы услышать, как она ругается. Каким-то непонятным образом ей удалось довести до моего сведения, что она не любит англичан вообще и меня в частности.
Пауза затянулась.
Затем я сделал вторую попытку, хотя всё больше склонялся к мнению, что невозможно вести оживлённый разговор тет-а-тет, когда один из собеседников выдавливает из себя слова в час по чайной ложке.
— Вам понравилось в отеле? — спросил я.
— В каком отеле?
— В котором вы остановились.
— Я не останавливалась в отеле.
— Собираетесь погостить у друзей, что?
— Естественно, я буду жить у своего племянника.
Сначала я просто не понял, о чём она говорит, затем меня прошиб холодный пот.
— Как?! Здесь?! — прохрипел я.
— Конечно! Зачем мне куда-то идти?
Внезапно я осознал весь ужас своего положения. Я просто не знал, что мне делать. Если б я объяснил ей, что Рок здесь не живёт, то выдал бы бедолагу с головой, потому что она потребовала бы у меня его адрес, и на этом всё закончилось бы. Я едва успел оправиться от потрясения, как тетушка снова заговорила.
— Вас не затруднит попросить слугу моего племянника приготовить мне постель? Я хочу прилечь.
— Слугу вашего племянника?
— Человека, которого вы назвали Дживзом. Если Рокметеллер уехал на автомобиле, вам необязательно его дожидаться. Как вы понимаете, он захочет побыть со мной наедине, когда вернётся.
Эта женщина меня добила. Я не помню, как вышел из гостиной и очутился в каморке Дживза.
— Дживз! — прошептал я.
— Сэр?
— Подай мне б и с, только покрепче. Я сейчас упаду.
— Слушаюсь, сэр.
— Всё хуже и хуже, Дживз.
— Сэр?
— Она считает тебя слугой мистера Тодда. Она уверена, что квартира и всё в квартире принадлежит мистеру Тодду. Я думаю, тебе ничего не остаётся, как поддерживать её в этом заблуждении, Дживз. Мы не можем ничего ей сказать, потому что она сразу унюхает, что её надули, а мне не хочется подводить мистера Тодда. Кстати, Дживз, она требует, чтобы ты приготовил ей постель.
Он укоризненно на меня посмотрел.
— Вряд ли мне пристало, сэр…
— Знаю, Дживз, знаю. Но прошу, сделай это ради меня. Уж если на то пошло, мне тоже не пристало уходить из собственного дома и снимать номер в отеле. Что?
— Вы намереваетесь жить в отеле, сэр? А во что вы будете одеваться?
— Святые угодники и их тётушка! Об этом я как-то не подумал! Ты не мог бы сложить мне небольшой чемодан, когда она уснёт, и притащить его в «Аврору»?
— Я не премину это сделать, сэр.
— Ну, кажется всё, Дживз. Когда мистер Тодд приедет, скажи ему, где я.
— Слушаюсь, сэр.
Я огляделся по сторонам. Пришла пора расставания. Знаете, мне стало грустно. Я почему-то вспомнил одну мелодраму, где кого-то выкинули за что-то холодной зимой из собственного дома.
— Прощай, Дживз, — сказал я.
— До свидания, сэр.
И я ушёл, спотыкаясь на каждом шагу. Честное слово.
Знаете, я всё больше склоняюсь к мнению, что этот-как-его-там поэт или философ был абсолютно прав, когда утверждал, что каждый парень должен прыгать от радости, если он попал в передрягу. Этот, как его, вообще много чего говорил о страданиях, которые тебя очищают. И ведь так оно и есть. Когда страдаешь, поневоле сочувствуешь ближнему, потому что ты уже подцепил несчастье, а ему это ещё предстоит.
Когда я стоял в одиночестве перед зеркалом в номере отеля, пытаясь самостоятельно повязать галстук, меня вдруг как обухом по голове хватило. Я внезапно понял, что на свете живут толпы парней, вынужденных ухаживать сами за собой, потому что у них нет камердинеров. Я всегда считал Дживза естественным феноменом, но — прах побери! — если задуматься, в мире существует множество молодых людей, которые сами гладят брюки, наливают себе чай по утрам, и так далее, и тому подобное. Знаете, от этой мысли мне стало жутковато. Я хочу сказать, с этого момента я начал понимать, в какой ужасной нужде живут бедняки.
С грехом пополам я оделся. Дживз ничего не забыл, в чемодане лежало всё необходимое — до последней запонки. Честно говоря, от этого моё настроение только ухудшилось. Я загрустил ещё больше, как будто — не помню, кто это сказал, — получил послание с того света.
Я пообедал в маленьком ресторанчике, затем отправился на какое-то представление, но мне всё было безразлично. У меня просто не осталось сил, чтобы пойти поужинать. Никогда в жизни я не чувствовал себя так отвратительно. Я полежал на диване, потом принялся ходить по комнате, стараясь двигаться бесшумно, как будто у меня умер ближайший родственник. Если б рядом со мной находился собеседник, я разговаривал бы шёпотом; и когда зазвонил телефон, я ответил так печально и тихо, что парень на другом конце провода пять раз повторил «алло», видимо решив, что нас не соединили.