– Ничего не трогай! – раздался голос из глубины магазина.
Садалия замерла:
– Даже пол? – отозвалась она, не сумев удержаться от подколки.
– Конечно же, к полу это не относится, – сказала седая немолодая гоблинша, появляясь из-за полки, заполненной чайными чашками. Очевидно, это и была владелица. Она выглядела очень хмурой и двигалась чрезвычайно медленно. – Как ещё ты собираешься ходить здесь и делать покупки, чтобы у меня были деньги на ужин?
– Я здесь не для того, чтобы делать покупки, – начала Садалия. – Я...
– Значит, тебе тут нечего делать, – сказала Греклин и отвернулась.
– Меня зовут Садалия. Я работаю в школьной газете. И я хотела бы задать вам несколько вопросов о недавнем ограблении.
Греклин посмотрела на Садалию и нахмурилась:
– Ты уже знаешь об этом? Новости распространяются быстро. Я только пару часов назад позвонила в полицию.
Садалия не смогла сдержать лёгкой улыбки:
– Да, и мне действительно нужно узнать, что тут произошло. Меня интересует, может ли это быть связано с инцидентом в школе.
Не отрывая взгляда от глаз собеседницы, Греклин придвинулась ближе к Садалии. Девушка заметила, что обе руки владелицы ломбарда были прижаты к бокам, будто прикованы, и во время ходьбы она едва отрывала ноги от пола, если вообще шла.
– С вами... всё в порядке? – спросила Садалия.
Гоблинша закатила глаза:
– Я в порядке. Не суй нос в мои дела. – Гоблинша прошаркала к стойке. – Проклятый яд Мантикоры.
– Яд Мантикоры? – заинтересованно спросила Садалия.
– Да, яд Мантикоры. Тебя когда-нибудь жалила Мантикора?
Садалия покачала головой:
– Я даже не знала о её существовании до вчерашнего дня.
– Что ж, а я знала, – проговорила Греклин. – Теперь я ничего не могу сделать руками, а ноги почти не чувствую. Она сказала, что это продлится всего час! Но, конечно, такой вороватой негодяйке нельзя доверять.
Тотчас мысли Садалии понеслись вскачь. Мантикора была здесь, но что её привело в этот ужасный ломбард после того, как её таверна недавно сгорела?
– Не могли бы вы рассказать мне, что именно здесь произошло? – спросила Садалия, доставая блокнот и карандаш. Она начала писать, но тут кончик её карандаша сломался. – Э... у вас, случайно, нет точилки для карандашей, которой я могла бы воспользоваться?
Греклин хотела почесать правой рукой подбородок, но яд Мантикоры всё ещё действовал, так что всё, чего она добилась, это ударила себя по лицу. Гоблинша потрясла головой и опустила руку обратно:
– Да, за кассой есть точилка, которой ты можешь воспользоваться.
– Спасибо, – сказала Садалия, направляясь к кассе.
– За два гроша, – ухмыльнулась Греклин.
– Вы возьмёте с меня два гроша за то, что я сама поточу свой собственный карандаш? – недоверчиво спросила Садалия.
– Карандаш может быть и твой, но точилка – моя, – сказала Греклин. – Таково моё условие, тебе решать, соглашаться или нет.
Садалия вздохнула. Она порылась в кармане и нашла несколько монет. Она бросила их на стойку возле кассы и пересчитала:
– Вот. Ровно два гроша.
– Просто оставь их там, – сказала Греклин. – Точи свой карандаш. Поторопись. Я не собираюсь весь день с тобой возиться.
Спустя один заточенный карандаш Садалия стояла рядом с Греклин, лихорадочно делая пометки.
– И вот я стою, занимаюсь своими делами, – тем временем рассказывала Греклин, – тут входит эта эльфийка. К слову, я никогда её раньше не видела. А следом за ней появляется Мантикора. Похоже, они очень спешили.
– Очень спешили... почему?
– Откуда мне знать? Они искали что- то под названием Чарокрошитель.
– Что такое Чарокрошитель? – спросила Садалия.
– Что ж, – сказала гоблинша, – рискну предположить, что это нечто такое, что крошит чары.
Садалия была не в настроении для сарказма, но понимала, что единственный способ получить информацию от Греклин – это подыграть ей:
– Этот Чарокрошитель. На что он похож? Вы можете его описать?
Греклин кивнула:
– Это меч. Не знаю, примерно вот такой длины, – сказала она, разводя руки так широко, как только могла. – Ничего особенного, но почему-то он был очень нужен Мантикоре. Я сказала им, что продам его за сорок грошей.
Садалия недоумённо склонила голову:
– За сорок? Это вполне разумная цена.
– Я имею в виду сорок тысяч.
– Сорок тысяч! – воскликнула Садалия, пытаясь представить себе хоть что-нибудь, стоящее десять тысяч, в этом магазине, полном пыльных старых микроволновых печей, радиочасов и ржавых доспехов. – Вам не кажется, что это немного... слишком?