— Ужас… — прошептала я, сразу понимая, к чему ведет Марк.
— А вот теперь скажи, если бы это случилось, были бы мы тиранами, если бы казнили Джаспера? А Карлайла? Ведь это он — глава семейства, и именно он инициатор того, чтобы взрослый мужчина, военный, привыкший принимать самостоятельные взвешенные решения, вдруг начал вновь ходить в школу.
— Кошмар, Джаса могли казнить… — в шоке прошептала я.
— Более того, целый класс детей, а через полчаса — и вся школа, весь городок были бы в курсе, что вампиры существуют и, более того, вампиром может оказаться любой… А ведь Карлайл и его семья никогда не меняли имена, из раза в раз представляясь настоящими. Когда полиция взялась бы за это дело и фотографии всех Калленов показали бы по телевизору в новостях не только в Америке, как думаешь, сколько человек узнали бы их? Боюсь, какая-нибудь старушка, которая училась с ними в одном классе в 1947 вполне могла их опознать, не так ли? И таких старушек было бы очень много… А не старушек? Молодых людей, людей средних лет? Представляешь, что началось бы? Нашли бы всё! — возбужденно воскликнул он. — Интернет разнес бы информацию со скоростью света, и все в мире знали бы, что Каллены — вампиры! Знали бы, что вампиры реально существуют! На нас началась бы новая охота. Как думаешь, мы могли бы допустить это?
Марк явно умел задавать вопросы. Причем так, что его речь убедила меня в безумии Калленов на все сто процентов. И как я раньше не видела всего этого, почему голову не включала, почему мозгами-то не пользовалась?! Ведь Марк не новую планету открыл, он говорил сейчас простые истины!
— Нет, конечно, нет… — грустно и разочарованна прошептала я и покачала головой.
Карлайл подставил всю свою семью. Одно неверное движение любого из них, и все, казнили бы всех. И казнили бы вполне справедливо!
— А значит…
— Значит, вы должны были бы убить всех свидетелей… — прошептала я.
Мне стало плохо. Я и представить себе не могла, катастрофа какого масштаба могла бы произойти в обычной школе крохотного и невзрачного городка… А все из-за того, что Каллены ходили в школу!
— Да, а так как мы лично просто не успели бы прилететь в Форкс за пару минут и убрать всех свидетелей, а сами гуманисты-Каллены, конечно, не убили бы их, то… Что мы должны были сделать в этом случае? — Марк задал еще одни наводящий вопрос.
— Убить всех Калленов! — в шоке от простой догадки прошептала я.
— И потом нас назвали бы тиранами и деспотами, — раздраженно, но без особой ярости фыркнул он: Марк был не зол на Калленов, скорее разочарован. — Но мы ведь не смогли бы их оставить в живых при всем желании! Их все равно бы узнали рано или поздно, здесь или там. Нашей тайне пришел бы конец, — произнес он.
— Кошмар…
— И ведь самое ужасное заключается знаешь в чем? В том, что после всего этого Вольтури — по-прежнему тираны и кровопийцы, а Каллены — добрые и приветливые вегетарианцы. Мило, не правда ли? — произнес он невесело.
— Но почему тогда вы не запретите им? — спросила я, недоумевая.
— Мы не можем этого сделать, — просто ответил Марк. По выражению его лица я поняла, что он и сам огорчен тем, что Калленов нельзя приструнить столь радикальными мерами. — Если мы без всякого веского повода начнем диктовать семьям, как им жить, они пойдут на нас скопом. На данный момент это невозможно, увы. А привести в пример тех же Денали. Они, хоть и дружны с Калленами, однако из своего лесочка не выбираются, с людьми контактируют только по необходимости. Потому что Таня не дура, она прекрасно понимает сама и объяснила сестрам, что может произойти, — пояснил Марк. — Вампирша знает, что если она не сдержится и убьет одинокого прохожего в переулке или заблудшего охотника в лесу, это никто не свяжет с ней. А вот если она нападет в центре города при толпе свидетелей, то ее лицо через день запомнит весь мир. Поэтому, с Карлайлом хоть и дружит, однако живет отдельно и предпочитает сама управлять своей семьей. И правильно делает, — твердо произнес Марк.
— Да, пожалуй, тут я должна согласиться, — ошарашено прошептала я.
Истина давила на меня весом бетонной плиты… Вроде все просто, а раньше я о таком не задумывалась. А ведь кто-то мог бы пострадать! Многие пострадали бы… И, что самое ужасное, Марк был прав. Запретить Калленам ничего нельзя. Выходит, оставалось ждать прецедента. Ждать, пока Каллены оступятся, и вот тогда и только тогда, можно будет, наконец, заставить их жить как все нормальные вампиры. Но ведь ждать, медлить… Это значит, что кто-то точно пострадает!
— Поэтому мы должны свести контакты с людьми до минимума. Захотела прогуляться — иди, но только сытая и желательно не одна, чтобы тебя кто-то смог удержать в случае чего. Захотела купить одежду — вперед, но желательно по каталогу. Можно и самой в магазин сходить, но не в первые десять лет после обращения, да и потом — явно не каждый день, — пояснил он. — После обращения ты сама поймешь, что для вампира всегда комфортнее находиться вдали от людей, в своем кругу. Зачем дразнить себя, ведь, правда?
— Да, пожалуй, не стоит, — со смущенной улыбкой ответила я, полностью принимая для себя истину, открытую Марком.
— Вот видишь, моя любимая, я привел тебе свои доводы, и ты согласилась со мной. Карлайла они, увы, не смогли убедить.
— Это ужасно, я раньше и не задумывалась о том, как все, на самом деле строго и серьезно! — воскликнула я.
— Я должен объяснить тебе еще кое-то.
— Да, — пробормотала я, показывая, что вся во внимании.
— Понимаешь, ты будешь настолько сильна, что сможешь очень легко причинить вред человеку, — начал объяснять Марк. — Еще и поэтому мне не нравится поведение Калленов. Стоит тебе задеть человека плечом, или если человек сам врежется на полном ходу… Он может сильно удариться. Это ведь то же самое, что врезаться в стену! Ты можешь обнять отца и случайно убить его этим, — сказал он, внимательно глядя мне в глаза. Я передернулась. — Ты сама, твое существование в принципе — опасность для человека, почти всегда смертельная. И это еще одна причина, по которой мы не взаимодействуем с людьми без нужды. Если ты любишь людей, хочешь, чтобы они жили, то ты не простишь себя после этого. Пить кровь животных — этого слишком мало, чтобы никого не убить, понимаешь? Любишь людей — держись от них подальше! — без грубости, конечно, но довольно твердо произнес Марк.
Он был абсолютно прав!
— Да, конечно, — ответила я, сразу вспомнив, как легко Роуз поднимала меня, каким твердым и быстрым был Эдвард.
Действительно, одним движением руки он остановил фургон! А если бы он нечаянно ударил меня? Случайно задел рукой? Наступил на ногу? Просто применил чуть больше силы, чем нужно? Ответ прост: я была бы мертва. Все-таки стоит отдать должное Калленам: как бы там ни было, я их пережила.
— По этой причине, моя леди, я расскажу тебе как можно подробнее то, что пережил я в первые месяцы после обращения. Я приведу примеры и постараюсь найти слова, чтобы наиболее точно описать свои чувства. Я хочу, чтоб ты знала, что тебя ждет, и не наделала ошибок. Получить вечность для раскаяния — это ужасно, — ласково произнес он.
— Конечно, Марк, — с улыбкой ответила я.
Мужчина погладил меня по руке, а потом погрузился в воспоминания без срока давности.
— Когда я понял, кем я стал, не скажу, что я обрадовался, — признался он. — Но и мыслей о самоубийстве и прочей ерунде у меня не было, я как-то даже относительно спокойно воспринял эту новость. Поначалу все мое существо затопила жажда… Я убил много людей, очень много… Это чтобы ты понимала, с кем имеешь дело, — жестко произнес он. Так было честно. Но, отдавая свое сердце Марку, я знала, кому я его отдаю. Знание о том, что он убивал людей, не заставит меня сомневаться в наших чувствах. Тем временем, Марк продолжал говорить. — Тот факт, что я восхищаюсь достижениями человеческой мысли, талантами, вовсе не значит, что я самый добрый вампир на планете. Те же Каллены, скорее всего лучше меня, по крайней мере, они не убивали осознанно, — как на исповеди, он говорил только правду, не пытаясь себя обелить. — Да, сначала я не понимал, что делаю, но потом, когда я немного научился себя контролировать, я мог отказаться от убийств… Мы пытались с Аро, но у нас не получилось. Слишком сложно устоять, практически невозможно, а, знаешь, сознание словно издевается… — он горько усмехнулся. — В самый сложный момент оно вдруг подсовывает тебе самые приятные воспоминания, самые сладкие моменты охоты… Как правило, именно на этом и прекращается внутренняя борьба. Ужасно, но это так. Сейчас я и мог бы сдержаться, ведь мне уже три тысячи лет, но, признаюсь, для меня уже нет смысла делать это. Все метания в прошлом, я уже сделал свой выбор, и он может показаться кому-то жутким и отвратительным, но я вряд ли его поменяю. Я давно подвел итог своим страданиям и попыткам изменить себя, — Марк немного помолчал, а потом продолжил свой рассказ. — После того, как я стал вампиром, я не мог не отметить силу, скорость и неуязвимость. Сначала они обрадовали меня. Мне казалось, что я всемогущ. Я просто задевал дерево при беге, и оно падало, я сносил стены зданий, я мог добежать до какого-нибудь далекого места за считанные минуты. Вампирские способности дарили радость, дарили наслаждение. Это потом я понял, что жить, как раньше не получится. Не выйдет. Я не слишком нуждался в общении, но все же… Многие простые человеческие радости оказались для меня заказаны, — он печально улыбнулся. — Я с горечью обнаружил, что не могу навестить сестру, выйти на площадь и купить понравившуюся вещь, прогуляться вечером, выйти на солнце… Много чего не могу. Этих «не могу» оказалось достаточно для того, чтобы я впал в своеобразную депрессию. В тот период я не мог понять, для чего вообще нужен вампиризм, если он отнимает так много всего? Я не мог принять вечность, ограниченную рамками… Я страдал. Но депрессия длилась недолго. Хоть я и не был рад тому, что произошло со мной, я разумно рассудил, что вечная жизнь явно лучше ранней смерти. Я никогда не был глупцом и быстро понял, что обращение необратимо, уж прости за каламбур, и вся моя вечность зависит от того, приму ли я эти изменения, чтобы быть счастливым, или отвергну и буду вечно страдать? Я выбрал первое, — последнюю фразу Марк произнес с улыбкой. — Я думаю, такой период наступает в жизни каждого вампира. Это трудно. Но к этому нужно быть готовой, нужно смириться, даже если пожалеешь об обращении спустя полгода после него. Нужно найти радость для себя, смысл вечности. Это, как мне кажется, самое главное, — пояснил мужчина.