А вот в последней была разруха. Порванная подушка, разбросанные перья, смешавшиеся с пылью, сломанная кровать. Эсми удивленно выгнула брови и округлила рот. Увидеть подобное она никак не ожидала. Женщина аккуратно ступила вперед, стараясь не испачкать одежду. Она огляделась еще раз более цепким взглядом, улавливая детали. Шкаф Розали был открыт, лампа разбита, на туалетном столике валялась куча ювелирных украшений девушки, а шкатулки от них были разбросаны по всей комнате — то тут, то там. Книги и диски с музыкой валялись беспорядочно буквально на каждой свободной поверхности. Было видно, что Розали собиралась в спехе, она металась, не зная, что взять с собой, а что оставить без сожалений.
На Эсми нахлынули воспоминания, и она разрыдалась.
— Милая, — тихо прошептал ее муж, пытаясь облегчить боль жены.
Он знал, что успокаивать Эсми просто бесполезно. Плач был не бесполезен в данной ситуации. Наоборот, только он мог очистить израненное сердце, его освободить.
И сам Карлайл зажал себе рот рукой, старясь крепиться, держаться, быть стойким и сильным ради жены. Ведь у нее больше нет никого, на кого же ей еще положиться?
— Смотри, тут письмо, — удивленно произнес вдруг он, взяв в руки небольшой конверт и смахнул с него пыль.
Эсми оживилась, в ее глазах на секунду зажглась надежда, но быстро погасла, когда женщина поняла, что письмо не новое. Их дети не вернулись к ним. Это старое письмо из того же прошлого, что и боль.
Карлайл быстро вскрыл конверт, достал послание и пробежался по нему взглядом. Лицо его отразило целую гамму чувств. Потом он тяжело вздохнул и протянут письмо жене.
— Это от Розали, — пояснил он.
Эсми кивнула, присела на поломанную постель и начала вдумчиво и внимательно читать послание бывшей дочери.
Розали их благодарила. Не эта сегодняшняя Розали, которая была королевой вампиров и верной женой Кая. А еще та, их милая и невинная дочь, порою капризная, но ранимая в душе, всегда готовая защищать принципы своей семьи. Эта Розали оставалась теперь только на старом клочке бумаги.
Эсми вновь заплакала. Жаль, что у вампиров не могли течь слезы, так было бы легче. Женщина судорожно всхлипывала, смаргивала яд, скопившийся в глазах, и принималась читать дальше.
А нежная, добрая Розали благодарила всех.
Самих Калленов за то, что дали ей новую жизнь, лишенную страха, болезней, старения и страданий. И за то, что много десятков лет были для нее верным оплотом, подарили тепло домашнего очага, внесли смысл в ее жизнь.
Благодарила Эмметта за долгие годы любви, пусть и не превратившейся в вечную.
Но Эмметт уже давно не жил с Калленами. У него была своя жизнь теперь. Другая, лучшая. Он не выдержал пустоты, одиночества и боли, что выпали на долю Калленов. Не смог разделить горькую участь с родителями. Он их оставил, он ушел… Но Карлайл и Эсми его не винили. Эмметт искал легкости и счастья. И когда у Калленов они подошли к концу, он ушел на их поиски в другое место. Бывает…
Затем Роуз благодарила своих братьев и сестер. И даже Эдварда. Да.
Эдварда, который потерял свою любовь, едва ее коснувшись. Эдварда, которого спустя несколько лет со дня написания письма, сама же Розали не простит, не помилует. Эдварда, который не дожил до этой минуты, не услышал всех этих благодарностей, который сгорел в огне по доброй воле много, много лет назад.
Эсми дочитала письмо и, обронив его на пол, закрыла лицо руками. Она хотела бы вырвать эту горечь из своей груди, но не могла.
Как так вышло? Почему? За что… Эсми и Карлайл, сколько ни силились, не могли понять того, что случилось с ними, не могли принять.
Почему Розали поступила с ними так жестоко? Почему оставила их, почему ушла к Вольтури, стала королевой жестокого клана? Как она могла любить мужчину, для которого жизнь людская ничего не стоит? Чем Кай отличался от того же Ройса, если и тот, и другой руководствовались только «правом сильного»? Как она могла касаться своими нежными розовыми губами его губ, испачканных в крови невинных жертв? Что с ней случилось? За что она поступила так с ними? За что Розали отняла у них всех, кто был им дорог, пусть не прямо, а косвенно… Ведь с нее все и началось!
Они просто уехали из Форкса, самоустранились из жизни Беллы, чтобы не терзать ее душу, не бередить раны. Беллу никак нельзя было обратить… Белла не должна была попасть в их жестокий мир. Но Розали поступила так, как решила сама. Она впервые не поддержала свою семью, выступила против них. А потом она забрала и Джаспера. Элис ушла, глядя на них, искать свою судьбу в другое место. Розали стала косвенной причиной гибели Бри и Эдварда. Розали запретила им обращать и принимать в семью.
Розали, возможно, и не виновата. Но она положила начало их бедам.
Она подвела их к последней черте.
Розали Хейл была их радостью, красой и гордостью их клана, а стала наказанием.
Может, это и хорошо, что Вольтури запретили им принимать в клан? Может, это и правильно? Конечно, они во многом и сами виноваты, но ведь все их дети, все, кроме Эдварда, их бросили. Предали.
Карлайл и Эсми их не винили. Ведь взрослые дети всегда уходят от родителей и начинают искать свое место в мире. Просто Каллены не ожидали, что в самый страшный час они останутся одни.
По крайней мере, сами Каллены не имели никаких выгод от того, что спасли жизни Розали, Эмметта, Эдварда, Бри. Они ничего не получили, когда приняли в лоно семьи Джаспера и Элис. Они, наверное, были не самыми лучшими родителями, но они пытались, они правда пытались! Они любили, они заботились искренне и бескорыстно. Они готовы были обогреть и приютить любого! За что же, почему от них отвернулись их дети?
И лишь письмо, свидетель прежних лет, останется им на память о семье, мире, доме, счастье, которыми они обладали когда-то.
Жизнь поступила с ними жестоко.
Первым порывом Эсми было бежать из Форкса куда подальше, но она сдержалась.
А на следующий день в их дом заявилась давно знакомая гостья.
— Мама, я вернулась! — весело прощебетала Элис, стискивая в объятиях онемевшую от шока Эсми. — Папочка, я с подарками! Где я только ни побывала, чего только ни узнала! Так что с меня сувениры!
И дом Калленов впервые за целый век наполнился беззаботным смехом.
Эсми не выдержала и улыбнулась. А потом крепко прижала к себе привидение, обретшее вдруг плоть, и разрыдалась. Это была истерика. Уничтожающая боль, спасающая, снимающая груз ответственности и вины. Это было их спасением!
Элис обнимала своих родителей и ласково, понимающе заглядывала им в глаза. Она ведь и сама в одночасье потеряла того, кого любила. О, Элис совершенно точно понимала Карлайла и Эсми. Но раньше она не могла прийти. Никто из них тогда еще не было готов к этой встрече. Сейчас же — самое время.
Она наполнила дом Калленов весельем и смехом, а потом уговорила Эсми и Карлайла снести старый дом и построить на его месте новый. Старшие Каллены поначалу сопротивлялись, цепляясь за старое, но перед боевым напором Элис не мог устоять никто.
И всего спустя пару месяцев три вампира въехали в новый дом. Новый оплот их ковена, в котором все теперь было иначе.
— Я знаю, что именно вы переживаете. И знаю, как помочь, — искренне прошептала однажды Элис Карлайлу. — Нужно просто начать заново. Перевернуть страницу. Найти нового себя.
Каллен только печально улыбнулся в ответ на это.
Идти вперед было страшно, но Элис крепко держала их за руки. Эта была новая Элис, совсем другая, им еще пока не знакомая. Веселая, как и раньше, но сильная, волевая, со стальным нержавеющим стержнем внутри. И, глядя на нее, хотелось жить, хотелось верить в лучшее, бороться, искать себя и свое счастье.
— Я никогда вас не оставлю. Мое место здесь, с вами. Я Каллен, — часто повторяла молодая вампирша и задорно улыбалась, пытливо и серьезно заглядывая им в глаза.
А Карлайл и Эсми ей верили.