[???: Эй, Ияков!]
[???: Хахахааххах!!!]
Он стоял за торговыми прилавками, ожидая, пока кто-нибудь отвернётся от своего товара, и у него будет возможность украсть им еды.
Тем не менее, к нему уже приближалась толпа более взрослых детишек. Они смеялись уже издалека: одно только несуразное имя Иякова их изрядно смешило.
Вот только у некоторых из них лица были уж больно злобные: такого на памяти мальчика не было. Он невольно попятился и побежал домой. Подростки тут же помчались за ним. У многих из них были палки и камни: видимо, намечалось, что-то серьёзное.
[Ияков: …]
Ияков чуть не задохнулся по дороге, его ноги болели, а грудь разрывало. Но ему надо было бежать, бежать настолько быстро, насколько это было возможно.
[Ияков: Хух… Хух…]
Наконец, он был у самого дома. Все мальчишки были здесь. Все они смотрели на него так злобно и сурово, словно он их как-то обидел. Но это невозможно – это они его всегда обижали. Он был слабым, а они сильными – он страдал, а они приносили страдания.
[???: Ияков… Сука… Ты же понимаешь, что тебе пизда?]
[Ияков: Я ничего не сделал!]
Его голос был таким детским и писклявым на фоне их уже прорезавшихся тембров, что слова его звучали жалко.
[???: У бабушки Малфа вчера украли лекарства… Очень дорогие лекарства…]
[Ияков: Я ничего не воровал!]
[???: Она умерла сегодня… Потому что не выпила лекарства… Ты понимаешь, Ияков?.. Мы убьём тебя.]
[Ияков: НО Я НИЧЕГО НЕ КРАЛ!!!]
[???: Ты всегда так говоришь. Но всегда крадёшь… У тебя есть хоть какие-то доказательства?]
[Ияков: Просто проверьте мои карманы и нашу лачугу! Там пусто – никаких лекарств.]
[???: Да мы и без проверок видим, что у тебя ни гроша за пазухой. Но вы наверняка уже куда-то их сбыли и продали – вот и всё.]
[Ияков: Но я, правда… Правда, ничего…]
[???: Бьём его, ребят.]
Главный из толпы свистнул и толпа подростков с палками и камнями накинулись на Иякова. Они подхватили его под руки, согнули и свалили на землю. После этого его начали пинать ногами, бить палками и кидать камнями.
Мальчик рыдал и кричал. Ему никогда ещё не было так больно. Никогда он ещё не чувствовал себя таким слабым.
Никогда ещё на него так не накатывало.
[Ияков: …]
Разбили губу, нос. Рассекли ухо. Ударили в солнечное сплетение, из-за чего он рыгал и блевался себе под ноги.
[Ияков: …]
Он ненавидел их всех… Всех, кто был сильнее его. Всех этих зазнавшихся ублюдков.
[Ияков: …]
[Вамалей: СТОЯТЬ, БЛЯТЬ!]
Неожиданно из лачуги послышался чей-то голос, и ребятки постепенно перестали колотить Иякова. Но они и не разбежались, лишь вопросительно уставились на вышедшего из дверей отца мальчика.
Он глядел на них боязливо, трясся… Но в его руках была железная кочерга, а в глазах крохотная, но решительность.
Ияков никогда ещё не видел его таким сильным.
[Вамалей: ОТОШЛИ НАХУЙ ОТ ИЯКОВА!]
[???: Ещё один… Он, наверно, и отправил своего пиздюка за лекарствами.]
[Вамалей: Я ПОВТОРЯТЬ БОЛЬШЕ НЕ БУДУ!]
Крича и разбрызгиваясь слюной, Вамалей размахнулся кочергой и со всей дури вонзил её в голову говорящего паренька. Послышался хруст челюсти и на траву упало пара капелек крови.
[???: АРГХ!!! БЛЯТЬ!!! УБЕЙТЕ ЕГО НАХУЙ!!!]
Толпа подростков, не задумываясь, отобрали железную палку у отца Иякова, повалили его на землю и принялись колотить его всем, чем попало. Один из мальчишек – тот самый Малф – даже подхватил кочергу и присоединился к всеобщему избиению.
Ияков уже ничего не мог делать. Его конечности и всё остальное тело просто изнывало от боли. Но тяжелее всего ему было от того, что прямо сейчас убивали его отца. Он плакал. Ему было так плохо. Так горестно. Хотелось разорвать их всех и спасти папу.
Хотелось ещё посидеть с папой. Ещё поспать с ним в лачуге. Ещё пообсуждать то, что они успели заработать. Ещё посмотреть на его уверенное лицо. Ещё получить от него пару тумаков.
[Ияков: …]
Но нет.
[Ияков: …]
Дети разошлись. Увидели, что натворили. Убежали в ужасе.
[Ияков: …]
Вамалей был мёртв. В его расколотой черепушке торчала кочерга.
***
[Ияков: …]
Он ненавидел всех сильных. Он ненавидел всех тех, кто убил его отца, кто был сильнее отца, кто насмехался над отцом.
[Ияков: …]
Тогда. Весь в крови и слезах, он в последний раз обнял труп своего папы и поклялся.
[Ияков: …]
Поклялся, что станет сильным. Поклялся, что сделает так, чтобы никто больше не говорил плохого про папу. Чтобы никто не смеялся над папой. Чтобы никто больше не был сильнее папы.
[Ияков: …]
Ияков и стал Вамалеем. Его сыном. Его трудом. Его силой.
И Ияков мечтал стать самым могущественным человеком в мире.
[Ияков: …]
Тогда его отец непременно стал бы самым сильным человеком не свете.
Глава 31
[Ияков: …]
Он снова стоял здесь. Посреди толпы людей, рвущихся убить его. Некоторые из них просто были стражниками императора с обычными копьями и мечами, другие – обычными жителями Рибла. Где-то даже виднелись псилактики, разворачивающие свои завораживающие заклинания в сторону юноши.
[Ияков: …]
Ияков стоял и смотрел куда-то вдаль. Его тело было в крови, а чёрные волосы волной развевались по ветру, в то время как их озаряло солнце, порхающее где-то в небесах.
[Ияков: …]
Он снова стоял здесь. Посреди толпы людей, рвущихся убить его. Но вот только теперь он не боялся. Потому что он был сильнее. Потому что дух отца был с ним, всегда рядом…
[Ияков: Фух…]
Ияков с невозмутимым выражением лица выдохнул и принял боевую стойку. Справа в него ворвался воин с копьём. Он дёрнул орудие за наконечник и вырвал его из рук солдата. Рукояткой он ткнул в кадык воина, перевернул копьё и всадил его в самое горло незнакомца, отчего он свалился, изрыгаясь собственной кровью.
[Ияков: …]
«Осталось где-то 500…»
[Ияков: …]
Подумал Ияков и, высунув из трупа копьё, размахнулся ещё на троих.
[Ияков: …]
Один, второй, третий, десятый, сотый – он, на самом деле, их не особо замечал, но как-то умудрялся подсчитывать. Копьём, мечом, ногами, руками…
[Ияков: …]
Ияков бил, ставил подножки, перебрасывал, ломал конечности, выворачивал запястья и шеи, разбивал черепа и челюсти, протыкал груди и печени – один за другим, но юноша не чувствовал ни злобы, ни возбуждения, ни даже какого-то куража. Сейчас он был в таком странном спокойствии, что эта мясорубка казалась каким-то самым, что ни на есть, рутинным занятием. Переступать через трупы уже было тяжело, их было слишком много.
[Ияков: …]
Постепенно люди разбежались – никто не хотел также глупо и бессмысленно умирать, как и те бедолаги перед ними. Остались только те, кто мог составить реальную конкуренцию юноше: около 8 псилактиков.
Среди них был и Прадемьяр: толстый смугловатый мужичок теперь уже выглядел более чем серьёзно. Видно, что незадолго до этого он весь покрылся морщинами и даже сединой: её можно было разглядеть среди густых чёрных волос. Оно и не мудрено: ему, судя по всему, показалось, что Сифиз поначалу умер по его вине.
[Ияков: Советую вам нападать одновременно, а не по очереди – так хоть шансы будут.]
Эта фраза сильно разозлила его противников. Тем не менее, он звучал более чем убедительно.
В обычной белой рубахе он стоял на горе из трупов, весь в крови. Его грудь сильно, но так спокойно вздымалась, а голубой взор был чист и безразличен. Кулаки были до сих пор сжаты – обычные кулаки, положившие столько людей просто так, без каких либо усилий.
Он их всех ненавидел. Правда, ненавидел. Но уже не какой-то ребяческой, животной яростью, а какой-то подсознательной, и оттого лёгкой и беспечной злобой.
Все эти люди и жители Рибла… Они поступились со своей независимостью и гордостью, ради того, чтобы присоединиться к Империи, ради того, чтобы стать сильнее, ради того, чтобы приобщиться к силе…