Что же касается меня… Я сумела выпросить себе место в общежитии при училище, и сразу же перебралась туда из дома (каюсь — сделала это с радостью), так что все устроилось наилучшим образом. Кажется, родители даже испытали облегчение после моего ухода, ведь отныне их милой Лилечке больше никто не станет трепать нервы.
Мне же неожиданно понравилась жизнь в общежитии, да и с соседками по комнате повезло — все они оказались замечательными девчонками. Первое время я по привычке держалась обособленно, односложно отвечала на вопросы, не встревала в чужие разговоры, но веселые соседки сумели каким-то образом расшевелить меня, и постепенно я перестала чураться людей. Более того: к концу первого года обучения у нас возникла самая настоящая дружба, тем более что (бывают же такие совпадения!) все девочки, живущие в нашей комнате, оказались приезжими из деревень, сами немного стеснялись городских сокурсниц, и потому все вместе мы чувствовала себя куда уверенней. Стипендия в училище была крохотная, и потому многим (в том числе и нам) едва ли не с самого начала пришлось подрабатывать в больницах, причем работа была не из легких. Платили нам, конечно, мало, но это все же лучше, чем ничего, так что на самое необходимое нам, пусть и впритык, но хватало.
Домой я звонила редко, и делала это, скорей, для проформы — мол, со мной в порядке! и по продолжительности наш разговор каждый раз не превышал пары минут. Признаюсь: говорить с родителями было особо не о чем, а выслушивать очередные новости о восхитительной сестрице мне давно надоело.
После получения диплома медсестры я работала в больнице, снимала комнатку у пожилой женщины, и иногда заезжала к родителям. У тех, как всегда, речь была только о Лилечке, которая к тому времени уже училась в Москве, успела выиграть несколько конкурсов красоты, и даже выйти замуж. По словам родителей, супруг Лилечки старше ее, но очень богат, и без памяти любит нашу красавицу. Правда, у них пока что гражданский брак, но вот-вот будет сыграна роскошная свадьба! Что ж, могу только порадоваться за Лилечку — пусть хоть ей повезет, потому как у меня личная жизнь не складывалась от слова «совсем»…
…Хозяйка вернулась, когда на улице было совсем темно. К тому времени мы с Зинаидой (эта женщина средних лет, судя по всему, у хозяйки этого дома была кем-то вроде прислуги) разговаривали друг другу истории о домашних животных, и особенно много говорили о кошках — как я поняла, Зинаида была великой любительницей этих хвостатых мурлык и могла рассказывать о них бесконечно. А еще я, каюсь, пыталась хоть что-то выяснить о том, кто такая Ксения Павловна, но Зинаида пропускала мои расспросы мимо ушей, предпочитая говорить о проделках своей кошки, в которой она, судя по всему, души не чаяла. Мы так увлеклись беседой, что не заметили, как хозяйка появилась на пороге.
— Вы, как я вижу, нашли общий язык… — чуть усмехнулась женщина, глядя на нас. — Что ж, уже неплохо.
— Ксения Павловна, мы тут о наших домашних любимцах беседуем… — улыбнулась Зинаида, поглаживая большого серого кота, которого она не спускала с рук.
Я заметила, что Зинаида, посмотрев на хозяйку, почти незаметно качнула головой из стороны в сторону — мол, нет… Ясно, что у них свои дела, о которых посторонним знать не стоит. Мне же лучше сделать вид, что я ничего не заметила продолжать разговор с Зинаидой, которой я успела рассказать несколько забавных историй из моего деревенского детства.
— Кошки — это, конечно, хорошо, но мне больше нравятся собаки… — вздохнула я. — К ним привязываешься, как к людям. Зато от кошек в доме тепло. У моей бабушки была кошка Муся — умница, каких свет не видывал! А как лихо она мышей ловила — это надо было видеть! Правда, Муся их никогда не ела, а когда приносила очередную пойманную мышь, то укладывала ее на крыльцо, чтоб мы увидели, какая она охотница! Еще Муся была невероятно ласковой, а уж как мурлыкала!.. Я рада, что после смерти бабушки Мусю взяла себе соседка, а иначе неизвестно, что бы с нашей кисой было дальше.