Глубокой осенью, где-то в увядающей дубовой роще парка Багатель, прохаживалась парочка, каких в тот день гуляло несколько тысяч. Эта была одна из тех пар, что соединяются всего лишь на несколько часов, чтобы потом никогда не встретиться. Надо сказать, что Булонский лес, на территории которого и находится парк, издавна был славен тем, что буквально кишел проститутками, будто их выращивали вместе с «новыми розами» обширного Классического Розария, коих здесь было, как звезд на небе. Этим пользовались, как богатые, так и полубогатые граждане, бежавшие, кто от своих жён, кто от скуки, а некоторые… Впрочем, о некоторых мы и попытаемся рассказать в этой истории.
Это был тот час, когда кофейни и рестораны уже закрывались, мосты разводились, а кареты и, редкие в то время, автомобили развозили последних пассажиров, околачивавшихся около опустевших театров, в надежде поскорее уехать домой, пока улицы не наполнятся, разного сорта, разбойниками.
Девушку звали Ренэ. Она была молода, привлекательна, не высокого роста, часто болтлива, но иногда — молчалива. Сегодня она как раз использовала эту последнюю свою «добродетель» — молчала. На неё это не было похоже, тем более, что для женщины речь — такой же необходимый инструмент, как, скажем, скрипка для скрипача, или достойный оппонент для дипломата. Впрочем, не будем её винить в напускной, может быть, мрачности, тем более, что дело было, вероятнее всего, в её спутнике. Кто же был это таинственный незнакомец? То, что они были незнакомы, угадывалось по едва заметным признакам, которые, впрочем, не видны в темноте. И всё же, как его звали? Имя его было… Да мало ли на свете имён? Их — миллионы, включая прозвища и клички. И где-то среди них затерялось и его, нашего незнакомца, совсем не важное и никому не нужное сочетание букв, которое, к тому же, скорее всего, совсем не благозвучное.
В парке недавно прошел дождь. Стемнело. Небо очистилось от чёрных туч, и полная луна показала свой мертвенный лик. Мокрые листья дубов шевелились на слабом ветру. Прохожих было совсем мало, и некоторые чуть ли не пробегали мимо молчаливой парочки быстрым шагом, косясь трусливым глазом на широкоплечего незнакомца.
Они шли по узкой асфальтированной дорожке. Он всё сильнее сжимал её руку, а Ренэ, не смея произнести ни слова, не могла освободиться из его железных тисков.
— Вы меня любите, я знаю, — по-змеиному прошипел незнакомец. Про себя же он с удовольствием отметил, как она едва заметно кивнула, когда увидел боковым зрением её прелестную головку.
— Вы будете моей так же, как я буду вашим.
Эту фразу он произнес, втайне надеясь, что она хоть чуть-чуть воспротивится. Но ошибся: муха, пойманная в липкую паутину, редко вырывается на свободу.
Ветер подул сильнее. Листья заговорили между собою, а невидимые в темноте верхушки деревьев склонились друг к другу и тоже что-то прошептали под холодной луной.
Он не ждал от неё ответа. Ему не нужны были её слова, её чувства, как, собственно, и вся эта затея с прогулкой — просто, сегодня его весь день съедала жуткая тоска, и ещё… Не хотелось думать об этом досадном дополнении, ради которого они и оказались здесь вдвоём совсем одни. Редкие прохожие совсем исчезли, и только листья шумели, и луна смотрела вниз.
— Вы меня не знаете, но вы меня любите… — снова сказал он, невольно прервав себя на полуслове, прекрасно понимая, что разговоры более не нужны.
Ренэ медленно шла, всё сильнее облокачиваясь об его руку. Ему было легко поддерживать её вдруг ослабевшее тело. Маленькая, лёгкая, как пушинка, девушка, еле передвигала ноги и едва не падала.
Пройдя еще несколько шагов, незнакомец слегка отклонил её голову и навис над тонкой нежной шеей. Он открыл рот и в лунном свете блеснули клыки. Теплая кровь брызнула в глотку, и он закашлялся, как от крепкого вина…
Он посадил её, умирающую, около толстого трехсотлетнего дуба, прислонив худенькой спиной к толстому шероховатому стволу. Её найдут сразу, как только взойдет солнце. С удивленными глазами, прохожие побегут к ближайшему полицейскому и расскажут, как она, окоченевшая за ночь, сидит там и смотрит мертвыми глазами на большое старое озеро.
Завтра, как всегда, он снова придет сюда не один: они все такие доступные, такие легковерные, как мотыльки возле огня. А потом наивные люди, волонтёры и, особенно тупые полицейские, будут искать того, кто сегодня убил еще одну бедную, никому не нужную, проститутку, но так и не найдут, как никогда не находили.
Он посмотрел на луну, зачем-то подмигнув её каменным глазам, и пошел к воротам парка, насвистывая какую-то старинную, никому не известную мелодию.