Выбрать главу

Андрей Говера

Врач

Образы, как всегда, расплываются. Прошло не так много лет, однако старые раны не заживают. Наверное, такие жуткие события оседают силуэтами на полотне души, как очертания тел на стенах домов в Хиросиме. Остаются навечно, а стереть их ни у кого не поднимается рука. Личный музей памяти. Интерактивная инсталляция внутри черепной коробки: билет только один и именной.

Ночью подсознание диктует свои правила игры. Он не может что-то изменить в сюжетных перипетиях сна, да и не хочет, если уж быть искренним до конца и честным. Заживут ли вообще когда-либо невидимые, но от этого не менее открытые и очевидные раны? Скорее всего, нет.

Филипп Аркадьевич, как его чаще называли при встрече местные, старается не показывать на людях своего горя. То, что случилось много лет назад, изменило его восприятие жизни на 180 градусов. Ему хотелось бы, и часто хочется до сих пор, чтобы градусов было 270, чтобы он оказался ниже оси X, там же, где и те люди, которых он так неожиданно и нелепо потерял двадцать лет назад.

У беды нет срока давности. Каждую ночь мозг лично режиссирует реалити-шоу «Жизнь Филиппа Аркадьевича». Он повторяет старые ретро-серии: юношество, школа, колледж, институт, первый взгляд, знакомство, свидание, свадьба. Его жена работала педагогом в Центре развития детей. Она учила малышей вязать петельками. Дома ее шедевров было навалом. Один только комод со свитерами разных цветов чего стоил.

Особенно часто Филиппу снится выписка из роддома, где он, вроде бы привыкший по долгу профессии к запаху больничных коридоров, вдруг иначе ощущает окружающую обстановку. Коллеги поздравляют, для него в этот день они – волшебники, коридорный запах дезинфекции превратился в аромат цветущей по весне поляны, хотя на улице февраль. Кажется, что цветы всюду: на стенах, в руках встречающих, на платье жены Галины, которая аккуратно, чуть сгорбившись, но улыбаясь, несет навстречу любимому мужу главный цветок его жизни. «Как назвали-то хоть, Филя?» – поинтересовался кто-то за спиной. «Софья», – ответил Филипп, закатал по привычке рукава, взял в руки неброский кулек и начал разглядывать спящее лицо дочери так же, как ювелир осматривает алмаз под десятикратным увеличением.

И именно в этот момент подсознание начинает свой жестокий розыгрыш. Ноги начинают уходить в пол, будто процессия развивается на зыбучих песках, а кулек проваливается сквозь ладони и пальцы вниз, расщепляясь на миллиарды частиц. Он кричит, но никто его не слышит, смех превратился в пульсирующий в висках гул, а вместо приятной музыки на фоне слышна барабанная дробь, отбиваемая не вполне здоровым сердцем Филиппа.

Он просыпается. На этом моменте вечно повторяющегося уже двадцать лет сна он всегда просыпается от того, что кричит в пустоту его старого начинающего крениться набок дома. Указательный и средний палец к запястью – пульс 130. Виски ломит. Он встает с кровати, одеяло уже давно скинуто на пол, однако тело все равно влажное. Филипп, как обычно, некоторое время находится в пограничном состоянии между сном и явью, между адом и жизнью. Набранная с вечера в колонке, что неподалеку от дома, вода уже нагрелась до комнатной температуры. Он взял из холодильника пластиковую форму для создания кубиков льда, с которой любила играть Софья, перелил воду из фильтра в стакан и кинул в него два прямоугольника свежести, которая сейчас так необходима. Сидя за столом на табуретке, он начинает, запрокинув голову, небольшими глотками пить воду. Голова уже, как по команде, поворачивается в сторону телевизора, где на специальной подставочке снизу стоят в фоторамке портреты его любимых и единственных женщин.

За окнами метет неистово. Не может этот сон не присниться сегодня. На часах уже 01:35. «Через час она появится на свет», – подумал про себя Филипп, положил пластиковую формочку обратно в холодильник, а сам вернулся в постель. Через несколько часов ему вставать на работу, которая, кажется, осталась единственным смыслом его жизни. Он честно пролежал в постели час, как мумия в саркофаге, и, наконец, заснул.

Что ему снилось с 02:30 до 06:00, он не помнит. Ощущение, что ничего, кроме темноты и еле различимых звуков, будто бы кто-то кричит в воде что-то, но разобраться в этих словах невозможно. Филипп Аркадьевич всегда встает так рано, чтобы лучше подготовиться к смене, прийти в кабинет в бодром расположении духа.

Мороз без солнца – день такой себе. Погода будто списана со страниц классических произведений. Филипп, выйдя во двор и спустившись аккуратно по стылым ступеням крыльца, посмотрел на термометр, который подвешен на уровне глаз слева от него -25 градусов Цельсия. Такая температура вряд ли может испугать местного человека, однако ветер был настолько бешеный, что по ощущениям температура была на десять пунктов ниже. Идти до больницы было недалеко, а в летнее время еще и недолго.