Что ж, он узнал, что хотел: Георгиади не так уверена в своем диагнозе, как хочет показать, просто она не ожидала, что ее мнение подвергнут сомнению. Перед визитом сюда Леонид изучил «предмет» исследования и пришел к выводу, что хирург окажется крепким орешком. У нее хорошие связи не только в Комитете здравоохранения, но и в министерстве, она знакома с губернатором и даже вхожа в его дом. Это означает, что она сделает все, чтобы выбраться из неприятностей, напряжет всех, кого знает, и, скорее всего, выйдет сухой из воды, даже если виновата.
– Что же мне делать, Агния Кирилловна? – Жанна была в панике. – Меня уволят, да?
Я сама позвонила ей, по-прежнему не в состоянии избавиться от чувства вины, а она попросила о встрече. Мы пересеклись в кафе «Жили-были» на Невском проспекте. Обычно это место оживленное, но, хотя была суббота, народу оказалось немного.
– Елена Георгиевна говорит, что, если все подтвердится, Добров определенно тебя не оставит, – печально подтвердила я.
– И что тогда? Не так-то легко найти работу в другом месте, особенно если на тебе висит обвинение во врачебной халатности!
– Погоди пороть горячку! Еще ничего не известно…
– Да что тут неизвестного-то?! Ошибку могли допустить либо я, либо Шемякина, а Ладога тут вообще ни при чем; если уж начистоту – он, может, и обязан убедиться в том, что все сделано правильно, но вы ведь и сами понимаете, что на практике это совершенно невозможно!
– А как ты думаешь, кто из вас виноват?
– Вы ведь работаете с Шемякиной давно? – вместо ответа спросила Жанна.
Я кивнула.
– Как она… В смысле, она позволяет вам себя проверять?
– В этом никогда не было необходимости.
– Вот именно! Она меня к столу для медикаментов и близко не подпускает – видимо, считает недостаточно компетентной. На первых порах я пыталась спорить, но сами знаете, как Шемякина ведет себя, когда оспаривают ее профессионализм!
– А в тот день ты пыталась проверить, что она готовит для анестезии?
– Да. Но она вела себя агрессивнее, чем обычно. Честно говоря, я решила, что у нее дома нелады – все-таки иметь такого сына…
– Ты о чем сейчас? – насторожилась я.
– А вы не знаете? – Глаза девушки недоверчиво округлились. – У Шемякиной же сын – наркоман!
Надо же: работаешь с человеком, работаешь, а потом внезапно оказывается, что ты его абсолютно не знаешь!
– Ты уверена в том, что говоришь?
– Да все знают, Агния Кирилловна! – развела руками Жанна.
Это все проклятая дистанция, черт бы ее побрал! И в институте, и во время ординатуры анестезиологи не уставали повторять: держи дистанцию со своей анестезисткой, а не то и не заметишь, как вы поменяетесь местами! Страх такой перспективы преследовал меня с первой операции, и я так старалась не допускать фамильярностей, что, похоже, забилась в кокон, из которого ничего не видать. С некоторыми работниками других отделений я общаюсь гораздо ближе, чем с собственными коллегами, и ни разу об этом не пожалела. До этого самого момента.
– Как то, что сын Киры наркоман, могло повлиять на случившееся?
– Да я и не говорю, что повлияло, только в тот день она была злая как собака, на всех покрикивала, даже на Ладогу. Вы ведь знаете его – он парень неконфликтный, потом, опять же, надо скидку на возраст делать: бригада молодая, а Шемякина старше всех, да и в нашей больнице уже лет тридцать работает… Короче, я решила, что дешевле будет оставить ее в покое и позволить заниматься своим делом. Вы говорите, что никогда на нее не жаловались, и я не слышала, чтобы жаловались другие, поэтому… Я, конечно, виновата – надо было на все наплевать и проверить, ведь я видела, что с ней что-то творится!