— Для натуральности! — выдал он вслед побежавшей наводить марафет царевне. — Что делать будем, девчонки? — кинулся он к нам с побледневшим лицом. — Кто знает, как от пьянства лечить?
— Ни один человек на Руси этого не знает! — припечатала Дашка. — Сам наобещал, сам и выкручивайся!
— Лия, ну ты ж врач, — Орландо повернулся ко мне, отмахнувшись от скалившейся подопечной. — Сделай что — нибудь!
— Я могу только из запоя выводить, — развела я руками, — а кодировать — увольте!
— Ну, пожалуйста! — взмолился Орландо. — А то во век отсюда не выберемся! — пригрозил ангелок.
— Ладно, не стращай — пуганные уже. А насчет кодирования я что — нибудь придумаю, — вздохнула я и отправилась вслед за ушедшим мужем на воздух.
В просторной горнице терема скопилось приличное количество народа. Бояре, купцы, даже простые крестьяне были созваны поглядеть на товарищеский суд.
— Чтоб другим не повадно было! — назидательным тоном объяснила нам присутствие толпы Царевна — Лебедь. Сама она восседала на самой высокой лавке в помещении, так как трон был еще на той недели отдан Багдадскому вору в счет погашения игрального долга. Мы скромно стояли в сторонке, договорившись не мешать Орландо проводить заседание. Сам бывший ангел облачился в черную мантию судьи, извлеченную из бездонных недр его любимой рубахи и важно расхаживал вдоль рядов из приглашенных. В горницу вошел один из бугаев, посланных на розыск отбившегося от рук князя. Он что — то шепнул царевне и быстро вышел из горницы.
— Введите! — властным тоном потребовала княжна. Держа с двух сторон под руки, два бугая втащили в горницу в дрезину пьяного Гвидона. На ногах стоять самостоятельно он не мог, поэтому был брошен на узкую лавку, как мешок с мукой. По бокам тут же стали по стойке смирно два втащивших его охранника, дабы правящая особа не свалилась на пол.
— Господа! — обратился в нашу сторону Орландо, стоя на табуретке. С трибунами в княжестве были проблемы. — Разрешите представить на ваш суд этого субъекта. Он обвиняется в регулярном распитии спиртных напитков, участии в азартных играх, разбазаривании государственного имущества и полном игнорировании исполнения супружеского долга. Царевна на последних словах всхлипнула и зарделась одновременно. — Заслушаем пострадавшую! — Княжна под всеобщее одобрение заняла освобожденный табурет — трибуну:
— А что я должна говорить? — шепнула она бывшему ангелу.
— Все, — подбодрил ее новоявленный судья. — И без обмана! Народ — он обвел рукой присутствующих — желает знать в лицо своих героев!
— А судьи кто? — подал голос Гвидон, окинув мутным взглядом высокое собрание. Затем с трудом приподнявшись на локте, заголосил дурным голосом:
— А я на скамье, на скамье подсудимых… — и рухнул наземь. Бугаи тут же вернули непослушное тело князя на место.
— Вот! Люди добрые! Смотрите на вашего правителя! — заголосила Царевна — Лебедь. — Вот, кто казну всю растранжирил! Закидать бы тебя камнями! — зло шикнула она в сторону мужа. Тот, изучая потолок, насвистывал какую — то блатную мелодию типа "Мурки", расположившись поудобней на скамье.
— Такое государство развалил, бездарь! — продолжала обвинительную речь княжна. — А мою белочку — любимицу как изувечил, ирод! — она опять всхлипнула, очевидно, вспомнив свою зверушку.
— Не пойман, не вор! — выдал, с трудом выговаривая слова, Гвидон. — Ты меня за руку ловила?
— А кто белочку к пиву приучил и показал, как из орешков золотых козинаки делать, а потом вместе с ней их жрать пытался? — завопила княжна.
— Любимая, тебе показалось, — выдал щербатую улыбку князь.
— А кто в церкви с Балдой на щелбаны играл? — продолжала выкрикивать обвинения Царевна — Лебедь.
— Так сам поп в игре участвовал, — оправдался Гвидон, трезвея.
— А кто Кощею в кости все изумруды проиграл?
— Так то когда было, — возмутился князь. — И всего — то один раз. Это ж разве порок?
— А кто золотую рыбку тридцати трем богатырям в очко проиграл? Я тебе сейчас покажу "тройка, семерка, туз!". — Царевна спрыгнула с импровизированной трибуны и рванула с кулаками к супругу. Орландо махнул рукой бугаям, и те мигом загородили сжавшегося в комок князя. Княжна застыла столбом от такой наглости подданных. Гвидон же за эти мгновения протрезвел окончательно. Он сел на скамейке и обхватил голову руками.
— Пострадавшая! — обратился Орландо к царевне. — Суд будет вынужден удалить вас из зала заседаний. Вернитесь на место! — Княжна, хмыкнув, гордо взошла на табурет. — У вас все? — уточнил у нее бывший ангел. — Или вы хотите еще что — нибудь добавить к сказанному?
— Пусть люди скажут, — огрызнулась пострадавшая. — Его выходки все видели, а уж сколько от них настрадались! — Она спрыгнула с табуретки и жестом пригласила желающих изобличить Гвидона. Из толпы отделился здоровенный детина и важно зашагал к центру зала. Орландо, пошептавшись с царевной, выкрикнул:
— Приглашается свидетель обвинения — Старший из тридцати трех богатырей.
Детина отодвинул в сторону табурет, прокашлялся и пробасил:
— Ты на нас не серчай, царевна. Рыбка — то в государстве осталась и, как и прежде, всегда к твоим услугам. Мы холим и лелеем ее. Возвернём, только дай команду. А вот что нам с дядькой нашим делать, Черномором, прикажешь? — он вскинул бровь и, повернувшись в сторону Гвидона, продолжил: — Князь ведь заспорил с ним, что дядька Черномор проведет ночь в хрустальном гробу, что на ветвях в чаще висит, и проспит там, как убитый. Дядька — то с пьяну полез, чуть не убился! А князь наш, Гвидон всю ночь ему дурным голосом песни орал, пугал, значит. Черномор теперь не слышит на одно ухо и писается от каждого шороха!
— Я не пугал вовсе! — выкрикнул из — за спин охранников Гвидон. — Я ему колыбельные пел, чтоб спалось лучше! В гробу ведь человек был все — таки!
Царевна замахнулась, князь сразу ретировался за широкие спины бугаев и смолк. Толпа перешептывалась и возмущенно качала головами.
— А в поход какой идти надо будет, и как пойдем теперь? — задал вопрос князю богатырский старшина.
— А что такое? — всполошилась Царевна — Лебедь.
— Да как же, матушка, ужель не ведаешь? Твой супруг законный, наш князь удалой чешую нашу богатырскую в бочку свою любимую законопатил и бросил в море — окиян. Еще записку туда засунул. — Он достал рваную бумажку и зачитал: "Тому, кто сие найдет: коли хочешь неимоверного везения в жизни, надобно плюнуть на каждую чешуйку, протереть ее до блеска, потом зачистить и законопатить в бочку. А бочку сию перегнать потом пяти хорошим людям, коим ты добра желаешь. И будет тебе несказанное счастье! Прерывать нельзя!" — Закончив чтение, старшой богатырей, молча, продемонстрировал желающим бумагу. Несколько человек, переглянувшись, рванули из зала. — Вот, смотри, княжна, побежал народ счастье себе добывать, а мы так и сидим — без снаряжения!
— А ты куда смотрел, олух великовозрастный? — рявкнула княжна, всплеснув руками. — Сам — то мой Гвидон силком с вас содрать мундирчики — то не смог бы.
— Так он нам перед этим зелье принес, сказал "Для усиления мужской силы", — зарделся детина. В зале начался приступ хохота. Княжна только устало махнула рукой.
— Есть еще желающие высказаться? — спросил у толпы местный судья. На середину комнаты выскочил маленький юркий старичок в чалме.
— Я хочу сказать. — Он лихо запрыгнул на табуретку и, отстранив Орландо, выкрикнул:
— Я — заморский купец, прибыл на остров Буян по торговым делам. Привез всякую невидаль по сниженным ценам, так князь Гвидон украл у меня редкого золотого петушка и устроил петушиные бои с ним! Причем, вторым боевым петухом князь изволил самим стать! — Хохот в зале стал нарастать. — Дрались они до первой крови, потом мировую пили! Это ж курам на смех! — Ржание толпы заглушило что — то еще говорившего купца. Его спихнул на пол худенький дед с жидкой бородкой и одежкой из листьев.