— А че это вы тут делаете, а? — поинтересовался Алеша Попович. И, не дождавшись ответа, рванул в эпицентр сражения. — А ну, отведайте силушки богатырской!
Илья Муромец попытался было перехватить младшенького богатыря, но, получив чьим-то сапогом в лоб, передумал.
— Да, пусть побалуется, — с отцовской интонацией произнес Добрыня. — Потренируется малец.
Попритихший, было, разбор полетов разгорелся с новой — богатырской — силой! Спустя минут двадцать поле битвы представляло собой одну свалку щепок, остатков мебели, осколков, клочков конского хвоста и участников сражения, живописно разбросанных по всему помещению. Откопав среди вышеуказанных предметов Алешу, Соловья и Аладдина, Илья покачал головой.
— Водки давай! — кивнул на бойцов Добрыня.
Илья поводил перед разбитыми лицами друзей стаканом, полным живительной, сильно пахнувшей жидкости:
— Самогон надежнее! — назидательно объяснил он Добрыне. В рядах бойцов пошло шевеление. Сначала, не открывая заплывших глаз, пришел в себя Алеша. Он потянулся молодецкими руками к стаканчику, вмиг осушив его, крякнул и произнес:
— Хорошо погуляли!
— Жато парнокопытное жапомнит как делают шоу надолго, — удовлетворенно прошелестел почти оклемавшийся Соловей. — Правда, опять к штоматологу надо будет идти. Аладдин просто вырвал налитый стакан из рук могучего богатыря и залпом опрокинул его в себя:
— Мужики, я русский выучил! — гаркнул он на весь зал и вырубился.
— Отпад! — констатировал Добрыня.
Соловей, оглядевшись, позволил себе сделать попытку подняться. Попытка была тщетной. Он рухнул опять на пол, обратив в полете внимание на тело в руках Добрыни.
— Что с ним? — дрогнувшим голосом спросил разбойник. — Что с друганом моим, с братишкой единственным? — Он с надеждой заглянул в глаза богатырей.
— Не далеко убежал, — по — отечески успокоил Илья Муромец.
— Упал, сердечный, — уточнил Добрыня Никитич, кивая на бездыханного Елисея.
— Три раза! — гордо добавил Алеша Попович.
Глаза Соловья стали опять наливаться кровью: — Э, мужики! По понятиям давай разбираться! Я за кореша ответ держать буду! В натуре!
Разбойника грубо прервали: над всем Фольклором поплыл призывный женский крик.
Кот — Бегемот, так вовремя появившийся у меня на кухне, медленно вплыл в комнату. Обозрев всю честную компанию, взвизгнул, подпрыгнул на месте и заорал:
— Он сказал: " Поехали!" и махнул рукой!..
Знакомая лесная полянка с избушкой уже привычно радовала глаз своей деревенской красотой и изяществом. Бабуся Яга металась вокруг кустиков, где до сих пор боролся с жутким недугом Змей Горыныч.
— Миленькие, скорее! Совсем плохо голубю! — запричитала бабушка, увидев нас издали. Обозрев компанию вблизи, Яга ткнув корявым пальцем в штатив, уточнила:
— Этим ты будешь его лечить?! Куда ж вставляют эту штуку?! — Глаза бабушки красноречиво вещали о том, что будет со мной после лечения Змея таким образом. — Ты, милая, хорошо подумала? — поинтересовалась она.
— Нормально все будет, — успокоила я Ягу. — Где наш больной?
— Там же, где и был — туточки! — последовал хмурый ответ из кустов.
— Я смотрю: тебе полегчало чуток, — весело хмыкнула я. — Выходи! Иди в избу на диванчик, капельницу ставить будем!
— На всякий случай убери это с глаз Троглодита Ивановича, — настоятельно порекомендовала мне всезнающая Луша.
Тщательно спрятав штатив в избе, мы всем коллективом затащили упирающегося и стонущего Змея внутрь. Моя наиумнейшая кошка мягко тронула меня лапкой и поинтересовалась:
— А вены ты где у него будешь искать?
Такой вопрос поставил бы в тупик даже самого Гиппократа! Я ж только хмыкнула в ответ и бойко прошествовала в избушку.
— Троглодит Иванович, откройте ротик, — вежливо попросила я и постаралась обаятельно улыбнуться (чего только не сделаешь, чтоб тебя не сожрали неблагодарные больные!). — Сейчас будет немного больно…
Мигом заправив капельницу, я одним движением вогнала иглу под язык одной из голов, не обращая никакого внимания на извивающегося и норовившего цапнуть меня за руку Змея. Только мило улыбнувшись, сказала:
— Не шевелитесь, больной! Полчаса и вы — как новенький! — и быстро ретировалась на улицу.
Прервав милую беседу Луши и Бегемота, я ловко схватила последнего под локоток и уволокла в сторону:
— Во-первых, это твой друг, во-вторых, это вы меня сюда приволокли, в-третьих, ты его накормил этой гадостью! В общем, иди и сиди с ним, чтоб иглу не вырвал. Или клизму ставить — таки придется! — пригрозила я обалдевшему от моей наглости коту. — И объясняй, что я — врач, а не враг народа, подлежащий немедленному уничтожению! — Оставив Кота переваривать услышанное, я подкралась к Луше, прихорашивавшейся в сторонке, и поинтересовалась:
— А что это ты так с Бегемотом заигрываешь? Уж никак жениха нашла? Не великоват для тебя?
— Любви коты все — все покорны! — мяукнула кися. — Вместо того чтоб за чужой личной жизнью следить, лучше б вспомнила где своего мужа дела! — рявкнула вдруг зарвавшаяся кошка и, как ни в чем не бывало, продолжила приводить себя в порядок.
— Мамочки! А где Андрюша? А Настена где? Что вы с ними сделали? — смысл намека обнаглевшей кошки дошел до моего замученного разума.
Подлетев к нагло ухмыляющемуся Васе, я схватила его за полы старого плаща и как следует тряхнула.
— Сволочь! Змеюка покалеченная! Где? Мой! Муж! — чеканя слова, рявкнула я.
— Тетенька! — неожиданно зарыдал монстр. — Не вели казнить, вели слово молвить! — И, смахнув слезы, абсолютно спокойно добавил: — Сама же сказала, чтоб они в отпуск собирались. Они и остались дома вещи паковать! — И через секунду с хитрющими выражениями на всех лицах спросил: — А куда ехать собрались, а? На Канары, небось?
Я взвыла от такой тупоголовости, да еще и в тройном размере.
— Идиот! Я сюда собиралась, лечить папеньку твоего, между прочим! А их с собой хотела взять, чтоб дурой не выглядеть! — зло зыркнув в сторону офигевшего Васи, я зычно крикнула:
— Мужа хочу! — На полянке тут же стала выстраиваться очередь из каких-то разномастных мужиков.
— Это что такое?! — Удивленное выражение моего лица никак не заинтересовало окружающих, реакция всей честной компании была нулевой. — Что это за мужики я вас спрашиваю? — Мой волшебный крик заставил — таки обратить на меня внимание. Правда, не тех, к кому был обращен. Из нестройной очереди выделилась особь мужского пола: высокого роста, косая сажень в плечах, окладистая борода по пояс и огромная булава наперевес. Я тихо попятилась, собираясь смыться немедленно. "Бить будут!" — пронеслось в голове, и я опрометью ринулась в избушку.
Внутри избы ничего не изменилось: бабуся хлопотала вокруг "голубя", Бегемот что — то мурлыкал ему на ушко, Троглодит Иванович пытался тихонько сжевать систему от капельницы одной головой, а двумя другими он невинно улыбался Коту, пытаясь делать это одновременно. Получалось весьма посредственно. Хотя одно обстоятельство радовало глаз: Змей уже не рвался в кусты и поменял окрас с цвета болотной тины на изумрудно — зеленый. Засмотревшись на изумительный оттенок чешую монстрика (а я и не знала, что она у него такая красивая!), из головы напрочь вылетело, зачем, собственно, я пришла.
— Как Вы, Троглодит Иванович? — с явным профессиональным интересом в голосе спросила я у больного.
— Хахибо! Хахахо! — прокаркал Змей и опять продемонстрировал оскал, претендующий на улыбку. Я сразу вернулась на грешную землю. Сразу как-то захотелось на воздух, поближе к травке, подальше от местной фауны.
Вылетев из избы, я остолбенела! На улице очереди не было! Была огромная толпа, которая росла не по дням, не по часам, а по секундам! Я поморщилась, пытаясь оценить обстановку и понять, что произошло. От толпы опять отделился тот же мужик с булавой наперевес и грохнулся на колени перед моей скромной персоной. Секунд десять мы молча пялились друг на друга. За это время у меня начал дергаться глаз, и стал резко прогрессировать невроз. У мужика ж в глазах плескалась преданность до гроба и неземное обожание, что честно сказать, нервировало меня еще сильнее.