– Серафима! – услышал я резкий женский голос откуда-то со входа и в очередной раз вздрогнул, ибо уже готовился к худшему. – Ты чего там делаешь? А ну-ка отойди от него немедленно!
– Мне Андреич сказал ему кофе сварить, – как ни в чем не бывало невозмутимо ответила Серафима Яковлевна. – Они, видишь ли, заказывали. Ну я и принесла. Теперь могу идти, Людмила Георгиевна?
– Да, Серафима, спасибо. Можешь идти, – послышался за моей спиной все тот же резкий, командный голос, но я уж оборачиваться не стал. Что-то мне внутри подсказывало, что было бы неплохо все же вернуть остатки самообладания.
На прощание, прошив меня насквозь острым, как лезвие, взглядом, Серафима Яковлевна, не особо поспешая, покинула гостиную.
Полностью вернуть самообладание мне так и не удалось. А чего скрывать, я вовсе не их тех семерых полярников на зимовье, которые были очень смелые, в старом фильме режиссера Герасимова. Я, скорее, наоборот – натура впечатлительная, и все мои переживания прямиком, как в зеркале, отражаются на моей же слишком одаренной мимическими морщинами физиономии. И потому мне трудно скрыть свои эмоции от посторонних глаз.
– Вы уж нас извините, – Людмила Георгиевна подошла ко мне и, сев напротив, протянула руку для приветствия, а я, дурак напуганный, не придумал ничего лучше, как через стол поцеловать ей руку, при этом, словно на батуте вскочив с дивана, раскорячился в совершенно идиотской неудобоваримой позе. Боже, какой же я кретин!
– Правда, вы нас извините, – она сочла нужным повторить свою начальную фразу. – вы, в общем-то, должны понимать, что ваша книга среди некоторых обитателей этого дома вызвала, так скажем, некие брожения… Некоторый переполох в умах, в сознании… Ну вы, я думаю, понимаете, о чем я?
«Да, черт бы вас всех подрал, – мысленно в сердцах воскликнул я. – Надо было все-таки взять с собой эти чертовы деньги, отдать их и мотать отсюда к чертовой матери!»
– Вы правы, действительно, как много в нашей жизни чертовщины… – На меня смотрели спокойные, умные, слегка лукавые глаза, в точности прочитавшие мои сокровенные мысли. Я же говорил, что у меня все написано на роже. – вы только не волнуйтесь, – попытались меня успокоить, – наш уговор в силе: переданные вам деньги остаются у вас. К тому же, вы понимаете, для меня эта сумма несущественная. И потом, так уж получилось: один ваш визит стоит гораздо больше.
Я молчал, не зная, что ей ответить, и тупо ждал, когда она сама продолжит разговор.
Какое-то время эта на самом деле красивая и статная женщина, не отрывая взгляда, внимательно смотрела на меня, но потом вдруг неожиданно залилась громким заразительным смехом, немного по-детски прикрывая ладонью рот от улыбки, непроизвольно расползшиеся в разные стороны губы.
– Нет-нет, вы на меня только, пожалуйста, не обижайтесь. Я, в общем-то, баба простая, свойская. Просто сильно в этой жизни повезло, а так ничем от других российских баб не отличаюсь. Разве что богатая, как какая-нибудь саудовская принцесса… Ой, не могу, простите! Прямо истерика какая-то! – Новый приступ смеха заставил ее откинуться на диван и уткнуться лицом в лежавшую рядом подушку. Когда приступ смеха прошел, она, немного отдышавшись, виновато и, как мне показалось, по-женски слегка заискивающе, но не без доли кокетства спросила меня:
– Вы конечно же можете послать куда подальше мою наглую натуру, но можно я вас буду звать Грибничком? Ой, правда, мне так нравится! вы там, в этой вашей книжке, мой любимый персонаж. Такой глупый и трогательный, что у меня почему-то даже слезы наворачивались… А вы меня в отместку тоже как-нибудь назовите. «Людкость», например. Кстати, мне бы это очень даже было бы к лицу. Я ведь, как и любая баба, стерва до мозга костей. К тому же, честно говоря, официоз этот «терпеть ненавижу». Ну что, Грибничок, договорились, а?.. – Она умоляющими глазами смотрела на меня.
– Да, собственно, как вам будет угодно… Людмила Георгиевна, – еле смог выдавить я из себя, возможно совершив над собственной природой непростительное надругательство.
– Да? Вот спасибо вам! – От нескрываемой радости Людмила Георгиевна сочла допустимым даже немного похлопать в ладоши. – Я нисколечко не сомневалась, что вы совершенно нормальный, современный коммуникабельный человек. Но главное – с вами очень весело!.. А может, по рюмочке за знакомство? Но только чтобы обязательно чего-нибудь крепенького. Идет? Арманьяка, к сожалению, в доме нет, но вот коньяк в ассортименте. Или нет, стоп! Лучше по водочке. По нашей, русской. Хотя других ведь не бывает.
Набыченный и раскрасневшийся, я, словно китайский болван, утвердительно кивал головой, соглашаясь со всем, что мне предлагали. А и вправду, с помощью легкого нехитрого пинка под круп вороному коню вышибить меня из седла не стоит ни малейшего труда.
Тем временем Людмила Георгиевна, сняв трубку телефона внутренней связи, уверенно раздавала мажордому команды:
– Андреич, пусть по-быстрому накроют на две персоны на летней веранде. Из напитков водка ну и, естественно, соответствующая к ней закуска…
При слове «водка» в моей душе заметно потеплело. Как правило, после рюмочки-другой ко мне сравнительно быстро возвращается присутствие духа: безусловно, абсолютно своевременно поступившее от хозяйки предложение.
Эпизод шестой
«Психиатр ни при чем»
…нет-нет, ну что вы, моя скромная персона не заслуживает того, чтобы такая женщина поднимала за меня бокал. Напротив, я как раз хочу выпить за вас. За ваш, я бы сказал, совсем не по-женски прозорливый ум, но и в то же время за вашу именно женскую, удивительную красоту, Людмила Георгиевна.
– Так, вы опять? Мы же договорились: никакой официальщины.
– Не мучайте меня, умоляю. Ну посудите сами, мне крайне неловко при первом же знакомстве…
– Ничего не хочу слышать. вы меня вынуждаете идти на крайние меры. Мы с вами теперь просто обязаны немедленно выпить на брудершафт. И не протестуйте. вы же у нас человек воспитанный, интеллигентный и не посмеете отказать даме, – говорила Людмила Георгиевна, весело смеясь, а я театрально сокрушался, разводя руками.
На фоне довольно-таки живописного вида на Москву-реку, открывавшегося с просторного эркера летней веранды, мы выпили с хозяйкой на брудершафт, трижды поцеловались, неуклонно соблюдая ритуал, и в прежнем приподнятом настроении расселись обратно по своим местам, аппетитно закусывая водочку икоркой с осетриной горячего копчения.
Атмосфера за ужином царила наиблагоприятнейшая, и я, вконец расслабившись, испытывал чувство глубокого умиротворения, ни в коей мере не задаваясь вопросом, что если бы двадцать штук баксов платили только за то, чтобы с тобой весело попить водочку под умопомрачительный закусон, то ты, приятель, уже давно бы попал в Книгу рекордов Гиннесса.
В очередной раз чокнувшись изящными хрустальными рюмочками, мы с удовольствием опрокинули с хозяюшкой еще по одной, после чего в настроении Людмилы Георгиевны произошла разительная перемена. Она на удивление сильно сжала мою руку, пристально и сосредоточенно глядя мне в глаза:
– Послушай, дорогой мой Грибничок, у меня, судя по всему, образовалась серьезная проблема, и помочь в ее решении, похоже, сможешь только ты, а психиатр мне здесь совсем не требуется.
Это было произнесено ею столь неожиданно серьезным тоном, что моя умиротворенность улетучилась в одну секунду. Я сразу вспомнил о деньгах, и недобрый, неприятный холодок пробежал по всему моему телу. Вальяжность исчезла, и моя расслабленность преобразилась в предельно строгую осанку. Внутреннее напряжение нарастало, и я в мгновение ока превратился в саму настороженность.
«Ну, начинается», – промелькнуло у меня в голове.
– Ты, естественно, можешь в любой момент отказаться, и деньги, как и договаривались, останутся у тебя. К этой теме больше возвращаться не будем, – спокойно, но по-прежнему сосредоточенно говорила она, глядя на меня и продолжая крепко сжимать мою руку.