– А ты, Сережка, так спокойно об этом говоришь. Я сейчас смотрю на тебя и точно знаю: ты ведь его не боишься. Почему?
– А чего мне его бояться, если со мною вера. И если она настоящая, то страха в душе быть не может. Смех, да и только. Это же такая простая истина…
– Да. Настолько простая, что лежит на твоих ладонях?
– Видишь, как ты точно сказал.
– Это не я сказал, к сожалению.
– Неважно. Только от понимания этой истины до принятия ее твоей душой путь может быть очень долгим. Порою в целую жизнь.
– Но ты же к этому пришел! А вот я, Серега, полный засранец. За все эти годы я ведь о тебе ни разу и не вспомнил.
– Ты не вспомнил, а душа твоя помнила. Да и не обо мне речь.
Пал Палыч попытался встать, но Сергей усадил его обратно.
– Не спеши, Паша. Посиди немного. Пусть совсем пройдет.
– Знаешь, Серега, когда ты пропал тогда, растворился куда-то… Так неожиданно, никому ничего не сказав… Я же искал тебя, а ты как в воду канул. Ведь все, что сейчас имею, – благодаря тебе, твоим идеям. Ты же был гением, Сережка! Мы и сына-то с Ларкой в честь тебя назвали! Помнишь?
– Помню, Паша, помню.
– Вот ты подумай, Серега, те принципы, которые ты тогда закладывал в свои финансовые схемы, – многие работают и по сей день. Понимаешь? Сегодня работают!
– Мне за эти схемы, Паша, до смерти не отмолить свой грех.
– Да брось ты, честное слово. Не ты, так кто-нибудь другой. Время такое. А мы… Ну что мы? Мы – продукт этого времени.
Сергей подошел к Пал Палычу и сел рядом с ним на кушетку, положив свою руку ему на голову.
– Ничего, ничего. Так надо. Ты спрашиваешь: почему я исчез тогда? Не скрою, поначалу все было ново, живо, интересно. Мы вместе, наша дружба. Это захватывало. А потом настал момент, когда надо было идти по головам. Помнишь? Сегодня или завтра, но человек неизбежно встает перед выбором, и он должен сделать этот выбор. А время здесь ни при чем. Я тогда очень хорошо понимал, что тебя уже не остановить, но что даже и не попытался – снова грех на мне. Ну как ты? Должно полегчать.
– Совсем не болит. Ты как руку положил на голову, так сразу и прошло. Ты что, людей лечишь?
– Да вот все говорят, что Божий дар имею. Смех, да и только. Разве в этом дело?
– Серега, давай выйдем отсюда, а то мне как-то не по себе от этой обстановки.
Они вышли из перевязочной.
– Ну как, святой отец, гляжу, оклемался друг ваш?
– Спасибо, сестра, все в порядке. Жив-здоров, слава Богу.
– Скажи, – обратился к ней Пал Палыч, – а ваш главврач или зав. отделением – не знаю, как он называется, – он на месте?
– Здесь он. Вон его дверь.
– Серега, подожди меня пять минут. Ладно?
Пал Палыч постучался в кабинет заведующего отделением и, не дождавшись ответа, вошел в него. В стороне стояли низкий столик и небольшой диван, на котором сидел утомленного вида человек и курил сигарету.
– Извините, я без приглашения.
Заведующий отделением внимательно посмотрел на Пал Палыча.
– Вы все же постучали. Так что будем считать, что нормы этикета соблюдены. Присаживайтесь.
– Спасибо, насиделся.
Доктор иронично улыбнулся. Пал Палыч это заметил.
– Думаете, еще предстоит?
– Я ничего не думаю. Слушаю вас.
– Там у вас в коридоре бабушка…
– Знаю. Кто она вам?
– Никто. Просто старушка. Скажите, сколько нужно денег, чтобы облегчить ее страдания?
Доктор встал с дивана и подошел к Пал Палычу.
– А сколько вы могли бы оставить своих денег, чтобы мне не было стыдно хотя бы за свое отделение? За все это убожество, в котором вы сейчас находитесь? Сколько не жалко? Я узнал вас. Я вас видел на последнем саммите в Давосе. По телевизору, конечно. Вас там часто показывали. И довольно крупно. Вы там, часом, эти проблемы не обсуждали?
Пал Палыч стоял и молчал. Сейчас ему ответить было нечего. Он только мог удивляться своему собственному спокойствию, что не испытывает чувства гнева, когда его отчитывают, как последнего двоечника. Напротив, он смотрел на этого уставшего человека и понимал, что ничего, кроме уважения, к нему не испытывает.
– Слушайте, как вы вообще сюда попали? Какой, простите, черт вас сюда занес? Невероятно! Девяносто процентов ресурсов этой дивной страны принадлежат сорока двум людям. И одного из них я имею счастье лицезреть. И где? В моем занюханном отделении. Парадоксы какие-то! Вы водку пить будете?
– Нет, спасибо. Я за рулем.
– Он еще и за рулем. Фантастика! Скажите, я сплю или уже в Кащенко?
Доктор загасил дымившийся в пепельнице окурок и сразу же прикурил новую сигарету.
– А что касается старушки – ей недолго осталось. Сыночек ее, подонок, один раз приехал, и то за подписью вместе с нотариусом. Не знаю, оставьте долларов триста-четыреста. Сейчас есть все. Были бы деньги. Я сам ей куплю хорошие препараты.
– У меня с собою нет наличных. Есть карта. Возьмите, пожалуйста. Распорядитесь, как считаете нужным. Не знаю точно, но здесь, по-моему, и на больницу должно хватить. Извините.
Пал Палыч положил пластиковую карту на стол и вышел из кабинета.
– Никак совесть заболела. Благодетель хренов, – произнес зав. отделением, когда дверь за благодетелем закрылась.
Подойдя к старушке, Пал Палыч взял ее за руку.
– Я знаю, вы поправитесь.
– Спасибо тебе, сыночек, только я не поправлюсь. Я скоро буду там. Это такое счастье!
В феврале темнеет рано, и на улице давно включили освещение. Небо было закрыто тучами, но снег не падал. С северо-запада дул неприятный холодный ветер. Какое-то время назад Пал Палыч и Сергей вышли из больницы. Сейчас они стояли возле машины, и было видно, что ветер им не помеха.
– Прости, Паша. Знаю, что ты искренне, но, поверь, мне тяжело тебе отказывать во второй раз. Мама заждалась. Хотя бы ночь с ней побуду, а завтра рано утром надо в монастырь возвращаться. Боюсь только, к заутрене-то уже не успею. Я и так в Москве задержался дольше некуда, а там ведь на мне все хозяйство. Лучше ты ко мне приедешь. Увидишь, какая у нас благодать. Душа радуется. Я вот почему-то уверен, что ты скоро ко мне приедешь. Ведь приедешь, Паша?
– К тебе я и пешком приду.
– Вот и слава Богу! Если бы ты знал, как я буду тебя ждать.
– Ладно, Серега, садись в машину. Отвезу тебя домой.
– Нет-нет, Паша, и не думай. Здесь автобус идет прямо до метро. Не волнуйся, я доберусь. Да и не гоже мне, грешному, разъезжать на таких автомобилях. Смех, да и только. А Ларисе от меня низкий поклон.
Они крепко обнялись и долго так стояли под этим наполненным сыростью, пронизывающим февральским ветром, не чувствуя холода.
– Ну, прощай, Паша. Только ведь вот что хотелось сказать тебе. Великое испытание для человека, который живет, ни в чем себе не отказывая. Когда любое его желание, любая прихоть исполняются в ту же секунду, по первому требованию…
– Как ты сказал? – Пал Палыч изменился в лице. Он сразу вспомнил, что эту же фразу вчера говорил врачеватель.
– Я хотел сказать, – спокойно продолжил Сергей, – что тогда он перестает видеть окружающий его мир и сердце с каждым днем становится все черствее, пока не превращается в камень. А ты все-таки нашел меня, Паша! Ты помог старушке, сделал благое дело. Я видел – это не откуп. Это искренне, по велению сердца твоего. Но сколько их, таких старушек? А бездомных брошенных детей? Подумай об этом, если к тому испытываешь потребность. Ну, храни тебя Господь!
– Прощай, Серега!
– Да это я в миру Серега, а в монашестве – Филарет.
Он трижды осенил Пал Палыча крестным знамением, прочитав над ним короткую молитву, еще раз обнял его, попрощался с охраной, не знавшей, как себя вести с монахом, – «Храни вас Господь!», «Спасибо, батюшка!», затем повернулся и пошел спокойной, уверенной походкой по направлению к автобусной остановке.