Расписавшись, Пал Палыч отдал завещание Свирскому, который аккуратно вернул его обратно в недра своего портфеля.
– Еще раз спасибо тебе, Моисеевич. Тебя ждет машина и охрана. Клади эту бумагу в свой пыльный ящик.
– За машину благодарю, а вот охраны не надо. Зачем привлекать лишнее внимание. Тихо пришел, тихо уйду. Вот только насчет пыльного ящика ты не прав. Есть документы, которые нельзя хранить наряду со всеми остальными.
Пал Палыч подошел к телефону и нажал кнопку.
– Нина, не надо охраны. Только машина.
Они молча попрощались, и Свирский вышел из кабинета, закрыв за собою дверь.
Оставшись один, Пал Палыч вернулся на свое рабочее место и снова нажал кнопку соединения с секретарем.
– Да, Паша.
– Сергеевна, что у нас там на одиннадцать с Советом директоров?
– Процентов восемьдесят уже в курсе. Заерзали. Много вопросов задают.
– Это хорошо. Постараемся ответить.
– Паша, к тебе тут Линьков. С самого утра отирается.
– А это что за чудо?
– Партия «Мира и Возрождения». Он к тебе давно записывался. Каждый день звонил, справлялся о твоем здоровье. Не иначе как переживает за тебя. Так что мне приказываешь с ним делать?
– А зови его сюда. Сейчас я тебе подниму настроение. Только селектор сделай погромче.
В кабинет вошел политик. То, что это именно политик, догадался бы и даун. Если бы такое можно было прописать в уставе партии, то ему бы очень подошла татуировка на лбу, где строгим шрифтом было бы наколото: «Партийная дисциплина прежде всего!» Она бы неплохо гармонировала с пробором, шедшим от самого уха и аккуратно закрывавшим больше половины выстраданной лысины.
– Пал Палыч, утро доброе! Как наше драгоценное здоровье? – наигранно бодро произнес политик, умудрившись при этом слегка подпрыгнуть.
– Здоровье? Наше с вами?
Политик немедленно потерялся, не найдя что ответить. Пал Палыч помог ему выкарабкаться из этой непроходимой для Линькова ситуации.
– Вас как по батюшке?..
– Данилыч… Степан Данилович.
– Слушаю вас, любезный Степан Данилыч, – радушно сказал Пал Палыч, не предложив при этом стоящему в дверях по стойке смирно Степану Даниловичу присесть.
Задним местом почуяв неладное, Степан Данилович попытался сохранить в себе бодрость духа, но чем больше непринужденности хотел он придать своему поведению, тем громче сопел и чаще моргал глазами.
– Так ведь… Пал Палыч… Дела большие… Внеочередной на носу…
– Я так понимаю, у вас на носу новый лидер?
– Ну что вы! Как вы могли подумать? Авторитет Николая Николаевича непререкаем.
– То есть незыблем? – уточнил Остроголов.
– Так точно, – отрапортовал политик.
– А вот это правильно! Николай Николаевич – монолит. Так что же у нас тогда на носу?
– Съезд, Пал Палыч. Внеочередной съезд нашей партии по поводу экстренного принятия новой программы.
– Ах, съезд! – всплеснул руками олигарх. – Ну что же вы, как говорит мой знакомый, «голуба моя», раньше-то молчали? Вам денег, что ли?
– Естественно, – нервно улыбаясь, выдохнул Степан Данилыч, подпрыгнув во второй раз.
– Вы подходите поближе, Степан…
– Данилыч.
– Многоуважаемый Степан Данилыч, чего стоять в дверях при решении таких глобальных вопросов, жизненно важных для партии.
Нервная улыбка не сходила с подрагивающих губ Степана Даниловича. С надеждой на лучшее он осторожно подошел к столу, за которым сидел их главный спонсор, так и не предложивший ему стула.
– Ну что мне вам сказать, комрад Степан Данилыч. Все бы ничего, если бы не одно несущественное обстоятельство. Вы только представьте себе: сегодня, проснувшись рано утром, будучи в здравом уме и твердой памяти, я вдруг неожиданно понял – политика-то дело грязное. А вы как думаете?
Будто воды в рот набрав, второе лицо партии молчало и чувствовало, что «кандратий» не за горами.
– Хорошо, – продолжил Пал Палыч, – давайте разбираться вместе. Как мы называемся? Правильно. Партия «Мира и Возрождения». Начнем с того, что миром у вас там и не пахнет. Вы уже давно перегрызлись, как пауки в банке. А вот возрождаетесь вы только тогда, когда получаете от нас, в виде подачек, сворованные у народа деньги, которые прямиком идут на строительство особнячков в ближайшем Подмосковье, а также в предместьях Сочи, Анапы и Геленджика. До Средиземноморья вашей партии пока далековато. Масштабы не те. Вот и получается, Степан Данилыч, что мы, в отличие от вас, воруем куда честнее. Во всяком случае, за лозунги не прячемся и не декламируем на всех углах любовь к Отечеству и своему народу. Так зачем же мне давать вам деньги, дорогой вы мой, на уже третий по счету, хотя пока еще и недостроенный дом? По моим данным, третий. Я не ошибся? Зачем вам столько? У меня и то всего один.
– У вас, Пал Палыч, в одной только Европе недвижимости на миллиарды! – Степан Данилыч уже плохо понимал происходящее.
Пал Палыч посмотрел в недобрые глаза Линькова и во весь голос расхохотался. Он смеялся долго, откинувшись в своем кресле.
За это время Степану Даниловичу хватило ума полностью разобраться в ситуации. Теперь уже миндальничать было незачем.
– Вы можете сколько угодно оскорблять заслуженного человека, но лить грязь на мою партию я вам не позволю! Людей, которые все эти годы лоббировали ваши же интересы в законодательном собрании, и это вам с рук не сойдет! Людей, кристальная честность которых…
Пал Палыч буквально взлетел со своего кресла. От его веселости не осталось и следа. Глаза его горели.
– Ты с кем разговариваешь, чмо болтливое?! А ну-ка встань, как учили!
В первую секунду, от изумления подпрыгнув в третий раз, во вторую Степан Данилович окаменел, но Пал Палыч не унимался.
– Кого пугать вздумал? Ты, пулемет «Максим»! Кому угрожаешь, демагог языкастый? Трибун заспиртованный! Да я вас сам, паразитов, так пролоббирую, пропассирую, проглазирую и прочелюстирую, что вы у меня всю оставшуюся жизнь будете бегать с голыми жопами на свои внеочередные съезды! Понял?
Это раньше «кандратий» Степана Даниловча был не за горами, но сейчас он стоял во весь рост прямо перед ним и мило улыбался. И только вера в светлые идеалы достроить третий загородный дом для дочки от второго брака помешала ему окончательно сдаться и допустить к своей нервной системе улыбающегося «кандратия».
– Так вот, комрад Степан Данилыч, резюме мое на сей счет! Вердикт, говоря простыми словами. Финансирование монолитной партии Николая Николаевича я сворачиваю, ваш счет в своем банке закрываю, но даю напоследок дружеский совет, который, надеюсь, поможет вам поднять рейтинг вашей партии, не набравшей на последних выборах и двух десятых процента: смените название, родной мой. Поскольку Мир, слава Богу, вам не принадлежит, первую часть мы, само собой, опускаем, а вот касательно второй части… Здесь есть очень интересный вариант. «Возрождение» сменить на «вырождение». Во всяком случае, созвучно. Пару стыренных процентов от электората Жириновского я вам гарантирую. Такого рода советы стоят денег. И немалых. А я вам их даю бесплатно. По старой дружбе, так сказать.
– Ваше поведение, Пал Палыч, недопустимо. Я буду вынужден…
– Идите-ка вы с миром, любезный Степан Данилович! Да и с возрождением туда же. И вот еще. Николаю Николаевичу, тузику, от меня поклон нижайший.
Политик умудрился раствориться так, что позавидовала бы сама баронесса. Когда Пал Палыч дошел до входных дверей своего кабинета, второе лицо партии было уже как минимум на полдороге к первому с подробным отчетом о произошедшем.
Пал Палыч открыл дверь и увидел возле селектора две женские фигуры: Нины Сергеевны и той, которую он встретил на входе в приемную, приняв за новую сотрудницу. Согнув руки в локтях и сжав в кулачки, женщины синхронно подняли их вверх, сказав при этом: «Yes!»
Девушка подбежала к Пал Палычу.
– Пал Палыч, а вы клевый! Можно я вас поцелую?