Теперь он помнил. Но почему он не вспомнил раньше? Почему это воспоминание ускользало от него? Как он мог забыть?
Издалека Альден услышал его и, услышав, почувствовал, как ожила в нем надежда. Он напряженно ждал, надеясь услышать его снова, он очень хотел услышать его во второй раз, чтобы удостовериться, что не обманулся.
И он послышался в утреннем воздухе снова, еле различимый, но отчетливый — ни с чем не спутаешь — петушиный крик.
Альден развернулся и побежал обратно к костру.
На бегу он споткнулся, и соусник вылетел у него из рук. Он вскочил на ноги и оставил соусник валяться там, где тот упал.
Он бросился к Китти и рухнул на колени рядом с ней.
— Осталось всего несколько миль! — воскликнул он. — Я слышал петушиный крик. Край болота должен быть близко.
Альден протянул к ней руки и подсунул их под нее, поднял ее, устроил у себя на руках и крепко прижал к груди.
Китти застонала и заметалась.
— Тише, девочка, — сказал он. — Мы почти выбрались.
Он с усилием поднялся с колен и распрямился. Потом поправил ее тело, чтобы удобнее было держать.
— Я понесу тебя, — сказал он. — Я могу нести тебя всю дорогу.
Дорога оказалась длиннее, чем он думал. А болото хуже, чем оно было все эти дни — как будто почувствовав, что это спотыкающееся упрямое существо может ускользнуть из его лап, оно удвоило свою изобретательность и коварство в последней попытке проглотить свою жертву.
Он бросил те скудные запасы еды, которые у них были. Бросил все. Взял с собой только Китти.
Когда она отчасти вышла из забытья и попросила воды, Альден остановился у озерца, зачерпнул воду сложенными в ковшик ладонями, умыл ее и помог ей напиться, потом продолжил путь.
Под вечер жар спал, и Китти совершенно пришла в себя.
— Где я? — спросила она, обводя взглядом черно-зеленую гладь болота. — Кто вы?
Он попытался объяснить. Китти не помнила ни его, ни болото, ни Промежуток. Он заговорил с ней об Эрике, но она не помнила и Эрика.
И тогда он вспомнил, что с ним было точно так же. Он ничего не помнил. Лишь спустя многие часы и дни память помаленьку вернулась к нему.
И с ней тоже так случится? И с Эриком тоже так случилось? Значит, не было никакого самопожертвования, никакого героизма в том, что Эрик сделал? Значит, это было просто слепое бегство из царства кромешного ужаса, в котором тот очутился, очнувшись?
А если все это верно, значит, то, что произошло с ним, то, что вызвало лихорадку и потерю памяти, произошло и с Китти и с Эриком тоже.
Выходит, он перенес какую-то инфекцию?
Но если так, значит, не исключено, что он заразил всех в Промежутке.
Он продолжал идти, и собственная выносливость изумляла его, ибо он не мог быть таким сильным.
Это сила духа, догадался Альден, поддерживала его — исключительно возбуждение оттого, что он почти вырвался из мстительного болота.
Но дух рано или поздно будет сломлен — сомневаться в этом не приходилось — и не сможет вечно поддерживать его. Дух будет сломлен, возбуждение уляжется, и силы иссякнут. Тогда он снова станет стареющим мужчиной, несущим стареющую женщину по болоту, которому нельзя даже помыслить противостоять в одиночку, не говоря уже о том, чтобы нагрузить себя еще одним человеческим существом.
Однако силы не иссякали. Он чувствовал, как они бурлят внутри. Опустились сумерки, и на небе выглянули первые робкие звезды, но идти стало легче. Он вдруг осознал, что ощущение легкости возникло уже час или два тому назад.
— Поставь меня на землю, — сказала Китти. — Я могу идти сама. Не стоит и дальше меня нести.
— Еще немножечко, — сказал Альден. — Мы уже почти пришли.
Теперь почва стала плотнее, а по шелесту под ногами он определил, что ступает по совершенно другой траве — не той шершавой, грубой, острой как бритва траве, что росла на болоте, а по мягкой и шелковистой.
В темноте перед ним вырос холм. Едва начав подниматься на него, Альден ощутил, что земля под ногами стала совсем твердой.
Он добрался до вершины холма и остановился. Потом осторожно поставил Китти на ноги.
Воздух был свежим, терпким и прозрачным. Листва на соседнем дереве шелестела на ветру, а на востоке небо озарял жемчужный свет луны.
Позади осталось болото, которое они победили, а впереди — чистая и твердая земля, которая в конце концов одолеет их. Впрочем, «в конце концов», сказал себе Альден, это слишком сильно сказано. Через несколько дней, быть может, даже через несколько часов их обнаружат и настигнут.
Поддерживая Китти за талию, он двинулся по склону вниз, навстречу окончательному поражению.
Старый разбитый пикап стоял в залитом лунным светом дворе фермы. В запущенном доме на вершине холма не было видно огней. От фермы по длинному крутому склону бежала дорога, примерно в полумиле смыкавшаяся с шоссе.
Ключа зажигания, разумеется, нет, но можно скрестить проводки, а потом подтолкнуть машину, и она покатится по склону. Как только пикап придет в движение, поставить его на передачу — мотор заведется и заработает.
— Кто-нибудь поймает нас, Альден, — пролепетала Китти. — Это верный способ попасться. Угнать машину…
— Здесь всего двадцать миль, — возразил Альден. — Так написано на столбе. Мы успеем добраться до дома раньше, чем поднимется переполох.
— Идти пешком и скрываться было бы надежнее.
— Нет времени, — сказал он.
Ибо теперь он вспомнил. Память вернулась к нему — о машине, которую он построил в столовой. О машине, ставшей как бы его вторым телом или своего рода костюмом. Она была чем-то вроде двухсторонней школы или, пожалуй, двухсторонней лаборатории, потому что, находясь в ней, он узнавал о той, другой жизни, а она узнавала о нем.
У него ушли годы на ее создание, годы, чтобы понять, как собрать вместе детали, которые те, другие, или тот, другой, дали ему. Все детали были малюсенькими и исчислялись тысячами. Он протягивал руки и изо всех сил думал о желтых листьях, летящих в голубой дымке осеннего воздуха — и на ладони у него оказывался еще один кусочек этой странной машины.
И теперь она стояла без дела в той выцветшей сумеречной комнате, а они, наверное, ломали головы, что с ним случилось.
— Идем, — резко сказал он Китти. — Ни к чему ждать.
— Там может быть собака. Там может быть…
— Придется рискнуть.
Он выбрался из рощицы и быстро побежал через двор к пикапу. Он добежал до него и дернул крышку капота, но та не поддалась.
Китти вскрикнула, всего один раз — скорее чтобы предупредить его, чем от страха, и он стремительно обернулся. Не более чем в десятке футов от них возвышалась фигура, и в лунном свете, серебрившем ее металлическую грудь, виднелась эмблема Медицинского дисциплинарного корпуса.
Альден прижался спиной к машине и застыл, глядя на робота, понимая, что пикап был всего лишь приманкой, и думая о том, как хорошо медики должны были изучить человеческий род, чтобы расставить такую ловушку — изучить, как работает не только человеческое тело, но и человеческий разум.
— Если бы только мы тебя не задержали. Если бы ты не нес меня на руках… — шептала Китти.
— Это ничего бы не изменило, — возразил ей Альден. — Скорее всего, они заметили нас с самого начала и следили за нами.
— Молодой человек, — заговорил робот, — вы совершенно правы. Я ждал вас. Должен признаться, я отчасти восхищаюсь вами обоими. Никому больше не удавалось перейти болото. Некоторые пытались, но у них ничего не вышло.
Вот, значит, чем все кончилось, сказал себе Альден с некоторой горечью, но, пожалуй, не настолько сильной, какую должен был бы испытывать. Ведь с самого начала была лишь слабая надежда. Он шел навстречу своему поражению, с каждым шагом приближался к нему — и к безысходности, которую признавал даже он.
Если бы только ему удалось добраться до дома в Ивовой Излучине, как он надеялся, он ничего больше не желал бы. Добраться до дома и дать тем, другим, понять, что он не покинул их.