У того оказалось занято. Он набирал снова и снова… Но линия, словно нарочно, отвечала короткими гудками.
Вольский выругался и, отложив трубку, вышел на заметку арабского информационного агентства «Аль-Джазира»…
Все то же самое, только в конце материала жирный вопрос: «Так кто же убил террориста?» Автор очень прозрачно намекая на возможную причастность к смерти Азамата неких спецслужб…
Если б так и было!
Тишину тихой квартиры уколол тонкий звонок телефона. Не отрываясь от экрана, Вольский взял трубку.
– Это ты?! – воскликнул он, узнав Обухова. – А я тебе звоню!
Вольский хотел обрушить на голову друга важное сообщение, но тот заговорил первый, не дав открыть рот.
– Беги скорее, включай первую программу! – прокричал не менее заведенный Боря. – Смотри новости! Потом позвоню!…
Гудки прервали связь.
Много времени Вольский проводил на кухне – ему там удобнее, поэтому куда-то бежать в поисках телевизора не было нужды. Он просто взял пульт и нажал цифру «один». Плоский экран серебристой «Соньки» вспыхнул синевой и подключился к передаче. В кухню ворвались сводки с войны.
«…В ходе проведенной федеральными силами спецоперации уничтожено девять боевиков, среди которых однозначно опознан известный полевой командир Хамид… Имеются потери и с нашей стороны…»
Вольский вскочил и в радостном порыве вскинул вверх крепко сжатый кулак.
– Есть! – прокричал он. – Мы их сделали!!! Сделали!!!
Через два дня после сообщения о гибели террористов Вольский встретился с арабами.
– Как видите, мы выполнили ваши условия, – сказал Ашраф. – Хотя не скрою – это было нелегко и недешево. Теперь мы с вами – один отряд.
– У нас говорят – одна команда, – поправил Вольский. – Перейдем к делу.
– Как вы осуществите акцию? – начальственно-лаконично спросил Насер.
– Об этом буду знать только я, – ответил наемник, вызвав по меньшей мере удивление партнеров.
– Мы так не работаем, – возразил Ашраф. – План нужно утвердить.
– Я так работаю, – уперся Вольский, вызвав раздражение арабов. – Я должен выполнить задачу, а не заниматься пустыми утверждениями несуществующего плана! Это не моя проблема!
После взаимных препирательств Вольскому удалось доказать, что в данном случае нужно действовать именно так.
После прений стороны подступились к обсуждению финансов.
– Двадцать миллионов, причем в евро, – назвал цену Вольский. – Полагаю, что после нашей акции американские доллары сильно упадут в цене.
Насер с пониманием усмехнулся.
– В течение пяти дней вы переведете половину гонорара на счет в Швейцарии, реквизиты которого получите, – диктовал условия русский. – Оставшуюся часть сбросите после завершения операции. Деньги на накладные расходы – пять миллионов долларов и столько же задаток, вы переведете на другой счет.
– Для банковских операций это очень сжатые сроки! – противился Ашраф.
– Иначе нельзя, – обезоруживающе улыбнулся Вольский. – Я должен убедиться, что имею дело с теми, за которых вы себя выдаете. Если с переводом указанных сумм возникнут проблемы – значит, вы не представители «Аль-Каиды» со всеми вытекающими обстоятельствами.
Ашраф задумался. Определенная логика в словах русского была, и все же поверить ему на слово очень нелегко.
– Как мы можем быть уверенными, что, получив деньги, вы тут же не снимете их со счетов и не испаритесь в неизвестном направлении, – выразил озабоченность араб.
– Да?! – поддержал его Насер. – Ведь нам неизвестен даже план операции!
Вольский закурил и, поднявшись, подошел к окну.
– Не хотите выпить? – вдруг предложил он.
Арабы настороженно подняли головы. Он что – угрожает им снайпером?
– Вы так шутите? – без юмора поинтересовался Ашраф. – У вас в России хорошие шутки.
– Это вы шутите! – рубанул Вольский. – У нас нет контрактов, но если я сбегу с вашими деньгами, то весь остаток недолгой жизни буду бояться каждого шороха и стука в дверь!
Арабы утвердительно кивнули.
– Только ведь и вы, господа, не святые, – заметил Вольский. – Вы можете обмануть меня на любом этапе, а затем укрыться в пещерах Афганистана, Сирии, Саудовской Аравии, Турции или где-то еще и просидеть там безбедно до конца жизни. А мне спрятаться негде. Весь мир не будет для меня убежищем! Вот в чем штука!
Ашраф лукаво усмехнулся. У «Аль-Каиды» действительно неограниченные финансовые возможности, которые дают большую свободу действий. И если Вольский сбежит – его найдут. Рано или поздно.
– Предложенная схема расчетов обеспечит взаимное доверие и будет одной из причин, которая удержит меня от передачи ядерного заряда третьим лицам или перенацеливания ракеты, а вас – от соблазна не заплатить гонорар.
В длинной фразе Вольский попытался вывести формулу взаимного доверия, которого по определению быть не могло. Запудрив арабам мозги, наемник обманул их по меньшей мере два раза. Первая ложь заключалась в том, что тайно продать отделенную от ракеты ядерную боеголовку было бы так же нелегко, как добраться до нее, вывезти из страны и подорвать ядерный заряд. Второй раз Вольский обманул партнеров, заикнувшись о перенацеливании ракеты. Он понимал, что сделать этого не сможет, даже если возьмет в заложники еще с десяток пенсионеров-ракетчиков. Корректировка и расчет нового полетного курса системы наведения баллистической ракеты ему не по зубам.
По обычно и привычке Вольский брал Ашрафа на пушку.
– Есть и другая причина, которая заставит меня действовать в рамках договоренностей, – приоткрыл карты Вольский.
– У вас есть родственники, которых до окончания акции мы можем пригласить к себе в гости? – хитро прищурился Насер, пытаясь угадать неназванную причину.
– Глупости! – пресек вредные домыслы Вольский. – У меня нет семьи. А заложники столько не стоят. Двадцать миллионов – слишком большая, астрономическая сумма. Для меня, конечно. Их не истратить за всю жизнь. И если кто-то предложит мне больше – это не будет иметь решающего значения: какая разница – одна бесконечность или две! К тому же за головы многих ваших вождей дают гораздо больше.
Однако кое о чем Вольский умолчал. Имелась еще одна неназванная причина, по которой он брался за акцию. Личная обида – вот главный двигатель. Не на человека, не на организацию, а на государство в лице правительства – бывшего или нынешнего. История давняя, но до сих пор ноет, как больной зуб.
В девяносто третьем Вольский служил недалеко от Москвы, и когда в дни тяжкого противостояния по радио и телевидению передали призыв идти на защиту молодой демократии и Белого дома, его друг понял это буквально. С несколькими верными долгу ребятами они заглянули в оружейную комнату, взяли оружие и, не прячась, как дезертиры, оставили часть. Своим ходом – на двух личных «Жигулях» ребята поехали в столицу. Вольский тоже бы поехал, да в карауле был, не смог.
Но их патриотический порыв был обречен на неудачу с самого начала, потому что их предали. Те, кто хлопал им в ладоши, открывая оружейную пирамиду, провожали до КПП и кричали о СВОБОДЕ, вернувшись в штаб, тут же позвонили в Москву и подленько так, исподтишка, сообщили о десятке вооруженных дезертиров, рвущихся в столицу.
В тринадцати километрах от МКАД защитников демократии поджидал пикет милиции, получившей приказ остановить военных любой ценой.
Цена предательства могла быть только одна – жизнь.
Тяжело пыхтя, на дорогу выполз зеленый БТР и перегородил трассу. Вдоль обочины залегли автрматчики. Десантники не хотели стрелять по своим и, остановившись перед препятствием, сказали об этом милиции. Но те не пошли на компромисс и, не дослушав, открыли огонь. Может, ошиблись, может, спьяну. Тогда все такие были.
Основной удар приняла на себя головная машина, в которой находился командир. Ее встретили автоматным ливнем. Старенький «жигуль» вместе с пассажирами в защитном камуфляже был разорван вдрызг. Из покореженной, загоревшейся легковушки вываливались его друзья, а укрывшиеся по ту сторону БТРа добивали их прицельным огнем.