– Возьмет. Сегодня выходной, народу немного, да и поздно уже, – девушка у улыбкой посмотрела на Лешку. – Проводишь до автостанции?
– Конечно!
Здорово было идти так, по центральной городской улице – широкому, засаженному липами и тополями бульвару. Тут и там шли – с концерта – веселые компании, кто-то играл на гитаре, кто-то пел, кто-то громко смеялся. Хорошо! Словно бы невзначай Лешка взял новую знакомую под руку. Эх! Куда б теперь еще Вовку деть? Послать вперед, к автостанции – мол, есть ли билеты? А самому тем временем… А что – «тем временем»? Да вот зайти… вон, хотя бы в ту аллейку, и… Может быть, даже поцеловать Олесю прямо в губы?! Алексей покраснел даже, не то чтобы так уж устыдился собственных мыслей, нет, просто не совсем ко времени они сейчас были. Знакомы-то сколько? Всего ничего! Хотя почему-то кажется – давно.
Олеся вдруг замедлила шаг, улыбнулась:
– Знаешь, у меня такое чувство, будто я тебе лет триста знаю!
– И я… – Лешка потупил глаза. – Лет триста.
– А я так тебя, Олеся, года три уже вижу, – подал голос Вовка, как будто его спрашивали! – Тетка твоя ведь в Касимовке в новых домах живет?
– Да, в третьем доме.
В третьем. Как раз напротив почтальонши Ленки. Леша тут же отвел глаза в сторону, словно бы боялся, что кто-то вдруг проникнет сейчас в его мысли. Ленка… Женщина лет тридцати или что-то около. Красивая, разбитная… Ну – было! Так один раз всего и было! Или – два. Ну, так у кого только с ней не было?!
– О чем задумался, Леша?
– Так… О своем. Олеся, я смотрю, тебе «Ария» нравится? – Лешка поспешно перевел разговор на другое.
– Да, очень, – девушка засмеялась. – Давно уже.
– А еще кто?
– Да много… Борзов, Чичерина, «Наив», «Король и Шут».
– О! Я тоже «Король и Шут» уважаю! – довольно воскликнул Вовка. – Вот, помню как-то в школе сидим мы такие…
– Слушай, Вовка… – Лешка как раз углядел подходящую скамеечку под развесистой липою. Чуть в стороне от аллейки, за цветочной клумбой. Висевший почти над самой клумбой фонарь до скамеечки почти что не добирал. – Сбегал бы ты до автостанции, а? Узнал бы про автобусы, купил билеты…
Вовка кивнул:
– Ну, конечно, куплю, давайте деньги. А вы?
– А мы помедленнее пойдем, а то Олеся устала.
– Устала?! – Девушка сверкнула глазами и тут же, усмехнувшись, кивнула. – Да-да, немножко есть – устала. Ты беги, Вовик! Вот тебе на билеты.
– Смотрите, не опоздайте!
– Не опоздаем.
Проводив взглядом убегающего парнишку, Алексей снова взглянул на часы:
– До автобуса почти полчаса еще. Куда торопиться?
– Вот именно, – шепотом согласилась Олеся. – Куда?
– Посидим немного? – Лешка кивнул на скамейку.
– Посидим.
Они уселись рядом. Короткая джинсовая юбка Олеси обнажала стройные ноги. Лешка придвинулся ближе:
– Не холодно?
На девушке была лишь черная футболка с логотипом «Арии», такая же, как и на Лешке.
– Вообще-то холодновато, – прошептала Олеся.
Не говоря ни слова, Лешка обнял ее за плечи:
– Так теплее?
– Да…
Золотистые локоны девушки коснулись его щеки… И губы встретились с губами… Лешка словно бы проваливался в какой-то бездонный омут… И было так здорово, так…
– О! Голубки! – прервал затянувшийся поцелуй чей-то нахальный голос.
Тут же раздалось противное ржание – этакое блеяние на козлиный манер.
Алексей повернул голову: четверо. Один – тот, что спрашивал – здоровый такой бугай, примерно Лешкиного возраста, остальные – шелупень года на два младше. Но тоже нахальная – с ухмылочками, с сигаретами, с матерками.
– Чего надо, парни? – вполне доброжелательно улыбнулся Лешка. А внутри все так и сжалось!
– Девку твою поцеловать да полапать! – захохотал бугай. Лицо у него было такое прыщавое, неприятное, вытянутое – не лицо, а лошадиная морда.
– Шутите?! – Лешка намеренно затягивал разговор – искал выход.
– Не, Гришаня, он не понимает! – вякнул кто-то из мелочи. Мелочь мелочью, но тоже – коренастый, не слабый, уж куда сильней Лешки.
– Поучим фраера?
Лошадиноголовый Гришаня ухмыльнулся:
– Зачем? Он нам ничего плохого не сделал. Наоборот – девку привел. Вах, красивая девка! А ну, – голос гопника стал жестким. – Вали отсюда, деточка. А девку оставь.
– Гришаня, а вдруг он ментов позовет?
– Ментов? А и верно. Молодец, Гогочка! Тогда держите его, парни.
Олеся дернулась и закричала…
– А ну, заткнись, сука! – В руках Гришани сверкнул нож. – Личико попорчу. И тебе, и твоему кавалеру. Будешь благоразумной – останешься целой, поняла, дура? Даже портить тебя не будем, так, минет сделаешь каждому… Ну?!
Лезвие ножа…
Нападать!
Если их много – только нападать. Нападать первым! Как учил когда-то покойный Фирс, десятник пограничной стражи.
Нападать? Откуда он, Лешка, это знает? И кто такой Фирс?
Нет! Думать пока было некогда!
Лешка не встал – он прыгнул, ударив главаря ногой в щиколотку и – одновременно – ловким приемом выбивая нож.
Нет, служба в акритах – пограничной имперской страже – отнюдь не прошла даром.
Прыжок!
Удар!
Ногой в челюсть. Тому, коренастому… как его – Гогочке?
Гопник с воем покатился по клумбе.
А этот удар показал как-то Никон – товарищ по сыскному секрету Константинопольского эпарха.
Господи! Кто такой эпарх?!
Лешка не думал… Кто-то сейчас думал за Лешку. И не только думал – действовал! Очень даже успешно.
Раз!
Вытянутая – выкинутая – вперед рука. Кулак с жатыми в «медвежью лапу» пальцами…
Удар!
Так били крестоносцы. Точнее – сербские воины Здравко Чолича. Жаль короля Владислава. Как его прозвали? Варненчик. Эх, Варна, Варна.
Главарь завыл – видать, Лешка сломал ему ребро, а то – и пару. Ну, конечно, действовал предельно жестко – их же много.
Снова прыжок. Удар! Вой! Двое гопников поспешно скрылись в кустах. А оставшиеся…
– Ничего, мы еще посчитаемся…
Удар!
– У-у-у-у…
Лешка наклонился ближе, поинтересовался участливо:
– Может, сломать тебе шею, турецкая морда?
Почему – турецкая?! И кто такой Здравко Чолич?! Король Владислав?!
А такое было чувство – будто он, Лешка, их лично знал – и короля, и этого – Чолича.
Полуоборот. Быстрый внимательный взгляд – так обозревает поле битвы опытный арбалетчик. Нет, вроде бы все спокойно.
Пнуть лошадиноголового – вот так!
А теперь – пусть убираются. Ишь, стонут, сволочи. А и поделом – никто их не просил приставать к незнакомым людям.
Лешка обернулся к Олесе, протянул руку:
– Быстро уходим! Они обязательно вернутся. Не одни – с янычарами!
– С… с… с какими янычарами?
– Что?!
Алексей наконец пришел в себя и теперь удивленно оглядывался.
А Олеся… Олеся вдруг обняла его, прижалась щекой и заплакала:
– Как ты их… Вот уж не подумала бы, что ты умеешь так драться? В секцию ходил?
– Да, – Лешка коротко кивнул и ласково поцеловал девушку в губы. – Ну, что, Леся, идем?
– Как ты меня назвал? – Олеся вдруг улыбнулась. – Леся? Так меня мама зовет. И бабушка.
Леся…
– А меня друзья называют – Лекса.
Лекса?! Откуда это имя? Какие друзья?
Алексей обхватил голову руками.
– Что с тобой? – испуганно произнесла Олеся. – Тебе плохо?
– Нет, все в порядке. Идем!
Улицы уже опустели, лишь кое-где слышались приглушенные голоса, и желтые фонари сгущали ночную тьму, а по широкой центральной улице проносились редкие автомобили.
Вовка послушно дожидался их на автостанции – приземистого, сталинской еще постройки, здания, не так давно стараниями местных властей заново перекрытого дорогой ядовито-розовой черепицей. Теми же стараниями вокруг здания был разбит небольшой садик – цветы, кусточки, гипсовые вазы, скамеечки. На одной из таких скамеечек, в числе редких пассажиров, и сидел сейчас Вовка – похожий на растрепанного нахохлившегося воробушка, в синих застиранных джинсиках и такой же куртке.