Этот инцидент оказал на бойцов заметное влияние. Они стали на удивление покладистыми и безропотно исполняли все указания инструктора. Как позже узнал Ким, инструктора звали Мироном и еще неделю назад он служил в Петербурге, в каком-то особом отряде. Говорили, что он что-то не поделил с начальством, вроде бы даже набил кому-то из руководства морду. До суда дело решили не доводить, Мирону предложили альтернативу — либо он извинится перед своим начальником и инцидент будут считать исчерпанным, либо отправится инструктором на «Сарацин», там как раз освободилась вакансия. Мирон предпочел второе.
Ближе к обеду Ким совершенно взмок, тренировки и в самом деле были весьма интенсивными. Оказалось, что в умении уходить от выстрела тоже имелись свои тонкости. Все зависело от того, кто в тебя стреляет, из чего, с какого расстояния, есть ли оружие у тебя самого. Если оружие у тебя было, твое положение заметно облегчалось — нужно только уклониться от первого выстрела, уход часто сопровождался приседанием или перекатом, а то и тем и другим сразу. Если в тебя целились из пистолета, уходить надо влево-вниз, в этом случае цель, то есть ты, оказывалась частично заслоненной оружием и рукой стрелка. Если же ты уходил вправо, противник отлично тебя видел, ему достаточно было немного повести стволом и выстрелить. К тому же движение рукой с зажатым в ней пистолетом внутрь удобнее для стрелка, чем движение наружу. Именно поэтому Мирон призывал научиться рефлекторно уходить влево, это движение сопровождалось одновременной сменой уровня, то есть приседанием, и выхватыванием пистолета. В целом все занимало меньше секунды: ты стоишь, пистолет в кобуре. Резкий рывок влево-вниз, пистолет уже в руке, тут же следует выстрел в противника, далее идет кувырок через левую руку вперед-влево, выход на колено — и новый выстрел, а лучше два-три выстрела подряд. Мирон огромное значение придавал именно рефлекторности, говоря о том, что в сложной ситуации думать некогда, тело должно работать само.
Тренировки закончились ровно в два часа дня. Мирон ушел к себе на верхнюю палубу, именно там размещался офицерский состав, бойцы разошлись по каютам. Впрочем, многие из них, в том числе и Ким, предпочли сначала сходить в душ. По словам Барона, таких тренировок у них не было никогда, в основном их учили обращению с оружием и тактике взаимодействия на поле боя.
Потом был обед. Как обычно, на отсутствие аппетита Ким не жаловался. Выпив напоследок традиционный стакан пива, он почувствовал себя счастливым человеком — до того ему было хорошо. Взглянул на Шныря — тот, поймав его взгляд, виновато улыбнулся. Все правильно, с кем не бывает…
Улыбнувшись Шнырю в ответ, Ким облегченно вздохнул — похоже, все налаживалось. Ведь это почти то, о чем он мечтал: далекие полеты, опасные рейды. И компания подобралась не такая уж плохая…
Послеобеденные занятия сегодня отменили, корабль приближался к конечной цели своего путешествия. Скоро в бой, поэтому бойцы должны хорошо отдохнуть. Несмотря на сытный обед, спать не хотелось, Ким вместе со своими новыми приятелями просто проводил время в приятных беседах, чувствуя невольное упоение от того, как хорошо все сложилось. Шнырь на радостях даже хотел подарить ему один из своих журналов, но Ким великодушно отказался.
Ближе к вечеру веселье куда-то улетучилось. Все молча лежали на койках, Ким думал о том, что с корабля смертников ему все же надо как-то выбраться. Что общего у него с этими уголовниками?
Неожиданно ему стало страшно. Ким вдруг осознал, как быстро меняется его настроение. Ведь какой-то час назад он обнимался со Шнырем, панибратски хлопал его по плечу. А сейчас уже готов разбить в кровь эту ненавистную рожу. Да что же с ним происходит?
В голову пришла интересная мысль, Ким свесил голову и взглянул на Барона.
— Барон… — позвал он. — Спишь?
— Нет… — отозвался Барон и открыл глаза. — Чего тебе?
— Нам что-то добавляют в еду?
— А ты не знал? — криво усмехнулся Барон. — Да мы жрем кучу всякой дряни — чтобы стать сильнее, выносливее. Плюс эйфории для кайфа.
— Эйфории? Это наркотик?
— Да. Он только у военных, на гражданке его не достать. Поэтому нет смысла отсюда сваливать, без него ты уже через день полезешь на стенку.
— Но это же незаконно! — возмутился Ким. — Они не имеют права травить нас этой дрянью.
— О каких правах ты говоришь… — Барон устало зевнул. — Вот подожди, завтра перед боем тебе еще «коктейль» вколют…
— Какой «коктейль»?
— Увидишь… — Барон отвернулся к стене и замолчал.
Итак, это правда… Ким поправил подушку и теперь лежал, глядя в потолок. Значит, их и в самом деле накачивают дрянью. И приступам хорошего настроения после еды они обязаны исключительно эйфорину. Оно и понятно — бойцы должны быть в хорошем настроении, иначе эта публика просто поубивает друг друга. А так они постоянно под кайфом. Плохо разве что утром, когда действие вечерней дозы заканчивается. Неслучайно все они едят с таким аппетитом. Ким со страхом осознал, что и сам с нетерпением ждет ужина. Выходит, он уже подсел на эту гадость.
Ким никогда в жизни не пробовал наркотиков, поэтому ощутил страх — что-то с ним теперь будет? В Департаменте с наркотиками было очень строго. Ким вспомнил, как ему и коллегам читали лекции о недопустимости употребления любой «дури». Основной упор в лекциях делался не на здоровье, а на то, что одурманенный офицер не сможет должным образом исполнять свои обязанности. Голова всегда должна быть ясной — это Ким усвоил крепко, поэтому сейчас чувствовал себя весьма неуютно. Наркотики — это смерть, и чаще всего очень быстрая.
Он вспомнил об упомянутом Бароном «коктейле», и ему стало еще тоскливей. Бежать, надо отсюда бежать. Только куда и как?
Запищал динамик — время ужина, Ким рефлекторно сел на кровати и свесил ноги. И тут же поймал себя на том, что он торопится. Что же ему делать? Не есть?
Он спрыгнул вниз, взглянул на Барона.
— Скажи, а к эйфорину быстро привыкаешь?
— Ты уже привык. Так что выброси из головы пустые мысли и пошли жрать. Без жратвы сдохнешь быстрее. Верно, Стратег?
— Да, — подтвердил всегда молчаливый Стратег. — Вначале я неделю голодал, но потом все равно начал есть. Я здесь уже шесть месяцев. Еще столько же, и меня переведут в невыездные. Там эйфории не дают, а от привычки к нему вылечат, у них есть лекарства. Поэтому все, что тебе надо, — это выжить.
— А это трудно, — добавил Барон. — Поэтому жри, чтобы быть сильным. Слабые погибают.
Этой ночью Ким почти не спал. Он знал, что к утру они подлетят к Аркаде, конечной цели рейда. Их нападение для мятежников будет неожиданным. Вечером руководивший операцией генерал Бигс провел инструктаж, подробно описав стоявшую перед ними задачу. Мятежники — Бигс не уточнял, кто они, — построили на этой планете укрепленную базу, здесь их около тысячи. На базе примерно три сотни домов, завод пищевых концентратов, энергоузел, шестнадцать зенитных установок. Все мужчины, а их около трех сотен, хорошо подготовлены и вооружены, поэтому Бигс рекомендовал не брать пленных, а уничтожать всех на месте. Его рекомендация была равносильна приказу.
Во время инструктажа Ким не удержался и задал вопрос:
— Скажите, сэр, — произнес он, когда генерал увидел его поднятую руку и благожелательно кивнул, разрешая говорить. — Вы говорите, что мужчин около трех сотен. А кто остальные?
— Женщины и дети, — холодно ответил генерал, было видно, что вопрос ему неприятен.
— И что делать с ними?
Генерал помрачнел и поджал губы.
— Ребенок вырастет и станет солдатом. Жена мятежника может родить только мятежника. Я получил приказ уничтожить поселение, и я это сделаю. После того как мы улетим, в поселении не должно остаться ни одной живой души. Я ясно выразился?
— Да, сэр… — Ким сел, с ужасом думая о том, что ему, возможно, придется стрелять в детей.