Как же поступил Николай с Бакуниным, который призывал поляков к восстанию против России и всячески клеветал на него на революционных митингах и в европейской прессе? За одни только призывы к восстанию поляков против России, на основании существовавших законов Николай I мог предать Бакунина полевому суду, который так же как и европейские суды приговорил, бы Бакунина к смертной казни. Дадим сначала слово Г.
Адамовичу уличающего Г. Гуля в беспардонном вранье по адресу Николая I.
«В «Скифе в Европе», — пишет Г. Адамович, — Николай — человек взбалмошный, гневливый, ограниченный, словом самодур и «прапорщик» до мозга костей. Но под конец повествования, там, где факты говорят сами за себя, возникает некоторое психологическое противоречие: в соответствии с тем представлении о царе, которое складывается при чтении первых трех четвертей книги, Николай должен бы доставленного в Россию Бакунина немедленно повесить. Но царь, — правда, заключив «мерзавца» в крепость, — предложил ему написать свою «исповедь», а прочтя написанное, сказал: «он умный и хороший малый». Об этом рассказано в «Былое и Думы» у Герцена так же, как теперь у Гуля. Получается явная неувязка. Кое в чем Гуль с Герценом расходятся.» Расхождение же заключается в том, что Гуль врет дольше даже, чем Герцен. «Никогда специально Бакуниным не занимавшись, — пишет Адамович, — я не берусь судить на чьей стороне историческая правда. По Гулю, разъяренный царь потребовал сначала от саксонского, а затем от австрийского правительства выдачи государственного преступника. На докладах о Бакунине Николай будто бы кричал: «Достану и заграницей, не допуская и мысли, чтобы кто-нибудь осмелился его ослушаться. А Герцен пишет: «Австрия предложила России выдать Бакунина. Николаю вовсе не нужно было его, но отказаться он не имел сил».
Адамович цитирует Герцена не точно. На самом деле Герцен пишет: «В Ольмюце Бакунина приковали к стене и в этом положении он пробыл полгода. Австрии, наконец, наскучило даром кормить чужого преступника; она предложила России его выдать; Николаю вовсе не нужно было Бакунина, но отказаться он не имел сил». «Бакунин написал журнальный leading article.
Николай и этим был доволен. «Он — умный и хороший малый, но опасный человек, его надобно держать взаперти». И три целых года после этого высочайшего одобрения Бакунин был схоронен в Алексеевском равелине».
Оказавшись в Петропавловской крепости Бакунин стал действовать по «Катехизису революционера» — то есть постарался обмануть царя видимостью раскаяния. Писал Николаю заискивающие, подхалимские письма, которые подписывал: «молящий преступник Михаил Бакунин» или «Потеряв право назвать себя верноподданным Вашего Императорского Величества, подписываюсь от искреннего сердца кающийся грешник Михаил Бакунин».
Письма к Николаю и написанная им «Исповедь» написаны в таком униженно-пресмыкательском тоне, что их противно читать. Ни в чем Бакунин, конечно не раскаивался и не собирался раскаиваться: он просто старался добиться разных поблажек. Александр II выпустил Бакунина из крепости взяв с него честное слово, что он не будет заниматься больше революционной деятельностью. Бакунин, конечно, обманул его. Бакунин бежал из Сибири в Америку, откуда снова приехал в Европу. Пытался принять участие в польском восстании 1863 года, принял участие в организации Первого Интернационала, принимал участие в восстаниях в Болонье и Лионе.
X
Третий основоположник Ордена Русской Интеллигенции В. Белинский, который по оценке Герцена был «самая революционная натура николаевской России» и самым бешеным фанатиком, вообще ни разу даже не был арестован. «Я начинаю любить человечество по-маратовски, — признался однажды Белинский, — чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечем истребил бы остальную». «Уж у Белинского, — писал Н. Бердяев в статье «Кошмар злого добра», — в последний его период можно найти оправдание «чекизма». «Он уже утверждал большевистскую мораль, — пишет Бердяев в «Русской идее».
И вот такие озверелые фанатики как Герцен, Бакунин, Белинский имели наглость изображать Николая I жесточайшим тираном. Если в чем и приходится обвинять Николая I то не в жестокости, а в излишней мягкости к своим политическим врагам, которые были в тоже время злейшими врагами России. Приходится жалеть, что Николай не запер Герцена, Бакунина и Белинского в самом же начале их преступной деятельности по созданию Ордена Русской Интеллигенции, в пустовавшие казематы Петропавловской крепости.