Тсетианин удрученно кивнул.
– Больше всего вампиров – так мы стали называть шитанн, по имени одного из тех кланов – высадилось в Европе. Другой клан, дэвы – в Азии и Африке. Он был малочисленнее, но сладить с ним удалось гораздо позже. Европейцы же сравнительно быстро одолели вампиров.
– Расторопные правители? – понимающе предположил посол.
Салима покачала головой.
– Правители тогда мало что могли. Государства находились в раздробленном состоянии. Но в Европе была объединяющая сила – христианская церковь.
– Церковь? – переспросил Веранну.
– Религиозный институт. Организация, провозглашающая своей целью облегчить людям определенной веры общение с высшими силами. Вспомните, Веранну, вы видели христианские храмы, наверняка и внутрь заходили. Молитвы, поклоны, ладан. Это – внешнее. Внутри церковь, как и любая организация, не может обойтись без интриг за власть и за распределение финансовых потоков. Но обязательства свои перед верующими выполняет. В частности, обязательство бороться с порождениями дьявола.
– Кто такой дьявол? – спросил тсетианин. – Я много раз слышал это слово, но так и не сумел понять, это реальное существо или мифическое.
Она сложила губы в улыбку.
– Веранну, я не христианка. Вряд ли я смогу объяснить вам как следует сущность иной веры. Только в общих чертах. Дьявол – это олицетворение мирового зла, темного начала. Антипод Бога, который олицетворяет добро и к которому обращены сердца верующих.
Дождавшись кивка посла, Салима вернулась к рассказу.
– Церковь объявила шитанн порождениями дьявола и подняла народ на священную войну. Судя по легендам и редким сохранившимся свидетельствам, она была довольно жестокой. Шанса отступить вампирам не дали. С тварями дьявола невозможны ни договоры, ни компромиссы. Клан вампиров был уничтожен полностью, до последнего младенца. А спустя век добили и дэвов. Спастись могли разве что кетреййи, растворившиеся среди местного населения.
– Как? – непонимающе спросил тсетианин. – У шитанн были космические корабли. Должно быть, и воздушные летательные аппараты, и огнестрельное оружие. И сами шитанн, насколько я в курсе, кое-чего стоят в священном безумии. Как вы их убивали? Кольями? – он издал недоверчивый смешок.
– И кольями тоже, – подтвердила она совершенно серьезно. – И мечами, не без этого. Сжигали на кострах, прибивали к доскам и оставляли на солнце… Извините, если я вас шокировала, но для борьбы с порождениями дьявола любые средства хороши.
Он покачал головой.
– Я все равно не понимаю, как.
– Силой веры. Силой воли. Сознанием собственной правоты.
Она залпом допила сок. Тсетианин подлил еще из кувшина, она благодарно наклонила голову.
– Не спрашивайте больше, Веранну: меня тогда еще не было на свете. Знаю одно: победа далась тяжело. Какие мы понесли потери, сейчас остается только гадать. Но, как вы понимаете, шитанн наплевать на наши потери. Они скорбят только о своих. Для них ведь все наоборот, Веранну. Это мы – олицетворение зла, а они белые и пушистые.
– Почему пушистые? – не понял он. – У шитанн нет шерсти.
Она невесело засмеялась.
– Не берите в голову, Веранну. Это просто поговорка.
Посол наполнил себе еще одну рюмку. Ему вдруг пришло в голову: не зря ли он начал ворошить прошлое? Не помешает ли недобрая память принять разумное решение?
– Салима, что мне ответить Криййхану Винту? – осторожно спросил он. – Вы примете его посланника?
Она пожала плечами.
– Приму, почему не принять? Но, надеюсь, у него хватит ума вести себя здесь так, как подобает гостю, причем не слишком желанному.
Служба на «Райской молнии» оказалась проще и приятней, чем ожидала перепуганная Эйзза. Главный повар Эрчхетт Кенцца, единственный шитанн в пищеблоке, отнесся к ней благосклонно и определил обслуживать дежурные посты. Что толку от девушки на камбузе, где ее никто не видит? А вот если навигатору приносит реттихи с тостами не дюжий молодец, а милая блондиночка – это доставляет удовольствие. Хирра Эрчхетт оставался по-прежнему добродушен, как и тогда, когда она была на «Молнии» всего лишь пассажиром, и вовсе не торопился стегать ее ремнем за промахи. Разве что шлепал по попе увесистой ладонью, но не в наказание, а от избытка нежных чувств, которые он из уважения к капитану не пытался выразить другим образом.