- Эдвард, ты уверен, что всё пройдёт по п-плану?
- Абсолютно. Я уверен в тебе. Я знаю Кристиана. И, к счастью, лучше, чем он знает меня и тебя. - Отложив кинжал на дубовую столешницу, чтобы закатать рукав рубашки, Эдвард поднял глаза; спокойная уверенность в его взгляде развеяла её сомнения. - Видишь ли, едва ли не единственная ошибка моего дорогого брата состоит в том, что он привык судить всех по себе. Кристиан уверен, что каждый человек - с гнильцой, с червоточиной, которую при умелом обращении можно обратить в чёрную пропасть, что поглотит его целиком. Увы, большая часть рода людского подтвердит это нелестное мнение, но встречаются и приятные исключения. А ещё мой брат привык всегда получать то, чего хочет... особенно если это принадлежит мне.
- Но если он решит п-получить от меня... не то, что ты думаешь?
- О, нет. Получить лишь твоё тело - это ему будет совершенно не интересно. Не теперь. Он захочет получить твою душу. Отнять тебя у меня, но не силой. Чтобы ты стала его - добровольно.
- П-после всего, что он со мной сделал? - Венди фыркнула. - По-моему, с его стороны была бы абсурдна одна мысль о том, что такое возможно.
- Малютка Венди, ты не знаешь моего брата так, как я. Пока ещё нет. Кристиан с детства обладал способностью... порабощать людей. Очаровывать, подчинять себе, находить их слабости. Давить на уязвимые душевные точки с ювелирной точностью умелого палача.
- И почему же он не попытался подчинить меня сразу? П-прежде, чем...
Она недоговорила, отведя глаза на дубовые панели, которыми были отделаны стены, и резную мебель тёмного дерева. Интерьеры Вардтона остались почти неизменными со времён Тюдоров, в которые он был построен, и от обстановки кабинета веяло мрачным средневековым романтизмом.
- Тогда он хотел насладиться твоими страданиями. Если б он очаровал тебя, боль твоя оказалась бы не столь велика. Он был уверен, что ты в полной его власти, а раз так, он имеет право делать с тобой всё, что заблагорассудится. Он недооценил тебя. Недооценит и теперь. - Положив руку на стол внутренней стороной вверх, словно перед инъекцией в вену, Эдвард взял в руки кинжал. - Я назову едва ли пару имён взрослых мужчин, которым под силу выдержать то, что предстоит выдержать тебе. Но то, что мы собираемся сделать, целиком и полностью основано на том, что я верю в тебя. Верю в твою силу, в твой ум. В твою чистоту, о которой он иного мнения - не без моей помощи.
Это Венди тоже знала. План, который придумал Эдвард, с самого начала подразумевал, что он доверяет ей, её способности к притворству, интеллекту и талантам - и доверяет себе, сумевшему за эти два года развить и огранить эти таланты, заставив их засверкать всеми своими гранями. Однако слышать это высказанным из его уст было более чем приятно.
Лорд Мефистофель хвалил свою ученицу не столь редко, чтобы она могла тосковать по его одобрению, но и не столь часто, чтобы похвала успела ей приесться. Да и комплименты его - кому бы то ни было - чаще носили оттенок ироничной шутки, тогда как сейчас он был предельно серьёзен.
- Значит, п-послезавтра мы отправляемся в мышеловку, - резюмировала Венди, стараясь выглядеть не слишком польщённой.
- Именно.
- Прекрасно.
- Рад, что ты так к этому относишься. - Когда Эдвард поднял кинжал, улыбка с его губ исчезла. - Начнём.
Ещё прежде, чем лезвие вошло под кожу, Венди прикрыла глаза, перестраивая зрение с обычного на магическое. И когда Эдвард глубоко взрезал кинжалом свою левую руку (поперёк, чуть пониже локтевого сгиба), уже видела перед собой не человека, а золотой сгусток энергии в форме человека, и вместо кровавой раны - чёрную полосу. Но даже так, даже несмотря на то, что это был не первый и даже не сотый их урок, она ощутила дрожь в пальцах и рваный ритм собственного дыхания, сбившегося от мысли, как больно её учителю сейчас.
Вид чужих ран или ссадин всегда вызывал у неё больше страданий, чем собственные.
Эдвард не вздрогнул и не издал ни звука, как всегда. Он ещё не опустил руку с кинжалом, когда Венди накрыла рану обеими ладонями, чувствуя под пальцами тошнотворное тепло льющейся крови. Бормоча слова исцеляющего заклятия, она сосредоточенно перенаправляла потоки энергии; сейчас действия, когда-то казавшиеся мучительно трудными, давались почти без усилий. Сперва - обезболить. Следом - заставить кровь вернуться обратно в рану, чтобы тут же срастить рассечённые мускулы, вену, сосуды, кожу. Это заняло у неё считанные секунды, и шрам, получившийся в результате, больше не был грубым рубцом: такие она оставляла ещё пару месяцев назад, вынуждая Эдварда убирать их самостоятельно.