Кажется, под конец Венди впала в истерику - к тому моменту её нервы были ни к фомору. Она видела, что леди Кэтрин пришла в ужас, и вначале обрадовалась этому; но когда та стала умолять Венди одуматься и убеждать её, что Кристиан Ройс прекрасный человек, нежно любивший её мать и не способный на такие страшные вещи, Венди самым вульгарным образом накричала на герцогиню, пытаясь доказать свою правоту. Показала синяки на кистях, оставленные руками графа, не постеснялась задрать юбку и нижнюю рубашку до середины бедра, а после закатать до того же места панталоны: в конце концов, продемонстрировать свою обнажённую ногу лекарям и другой женщине казалось Венди вполне дозволительным. Когда поняла, что ей не верят, даже узрев следы чьих-то грубых пальцев на месте куда интимнее рук, снова стала кричать и в гневе расколотила зеркало на туалетном столике, в кровь изрезав кулаки.
В конце концов ей дали успокоительное, и Венди уснула. А когда проснулась, Кристиан Ройс продемонстрировал падчерице справку о медицинском осмотре, в котором её признавали душевнобольной. Всё по правилам: подписи свидетелей - леди Кэтрин и самого Кристиана - и двух лекарей, резюмировавших, что Виннифред Морнэй одержима бредовыми навязчивыми идеями, ведёт себя неадекватно, подвержена припадкам ярости и опасна для окружающих. Следы на её теле объяснили отчаянными усилиями Кристиана Ройса спасти свою жизнь, когда он нежданно обнаружил падчерицу в своём кабинете, а та вдруг набросилась на него с ножом. То, что граф не использовал магию, с помощью которой мог обезвредить Венди быстро и безболезненно, оправдали тем, что лорд Ройс растерялся и боялся навредить девочке.
Тогда Венди и поняла, что детям, в отличие от их родителей, никто никогда не верит. А ещё то, что упечь здорового человека в лечебницу для душевнобольных проще простого. Особенно если ты девочка. Особенно если в этом заинтересован твой опекун.
Особенно если в этом мире не осталось никого, кто мог бы тебя защитить.
- Мог и избавиться, конечно, - произнёс её спутник, вставляя ключ в замочную скважину. - Но если не избавился сразу... не думаю, что у него появился резон сделать это после твоего побега.
Венди молча смотрела, как поворачивается ключ и вспыхивает золотистым контуром порог, размыкая охранные чары. Широко распахнув дверь, её пригласили войти - и, секунду помедлив, Венди шагнула внутрь.
В кабинете ничего не изменилось. Тот же секретер у окна, те же книжные полки, те же кресла, камин и кушетка у одной из стен. Казалось, вдохнёшь - и почувствуешь запах табака, который курил отец. Тьму рассеивал до полумрака свет магической лампадки, сиявшей на откинутой крышке секретера; сначала Венди подумала, что Кристиан Ройс читал книгу и писал письмо, которое не успел закончить до прихода гостей, но, подойдя ближе, тут же узнала дневник, за которым она явилась. Дневник услужливо раскрыли на середине, и поверх него лежало вскрытое письмо, лаконично адресованное «Кристиану, моему возлюбленному мужу».
Наверное, если бы Венди не понял всё ещё там, на террасе, она бы испугалась. Или по меньшей мере насторожилась. Но она поняла, а Эдвард предупреждал её, что это может случиться - и предупреждал, как ей должно вести себя в таком случае.
Поэтому вместо того, чтобы насторожиться, она изобразила настороженность.
- Это же он! Эдвард, это он! - приблизившись к секретеру и радуясь, что под плащом и перчаткой не видно, как вспыхнула её магическая печать, Венди отодвинула бумажный листок, чтобы взять дневник. - Но что...
То, что следом за этими словами она растерянно осеклась, вышло уже само собой. Как и то, что рука её замерла, так и не коснувшись кожаной обложки.
Просто в этот миг Венди посмотрела на страницу дневнику, зацепившись взглядом за своё имя, и поняла, о чём именно повествуют чернильные строчки.
«...он говорил, что так не может продолжаться, - гласили слова, выведенные до боли знакомым маминым почерком. Мелкий и витиеватый, кому-то он мог показаться неразборчивым, но Венди различила всё без труда даже сейчас, когда строки прыгали, а иные буквы размывали кляксы, точно над страницами кто-то плакал. - Говорил, что слишком уважает моего мужа, чтобы и дальше обманывать его, и слишком любит меня, чтобы обречь меня на вечную ложь. Он снова предложил мне развестись или бежать с ним, но я повторила ему то, что говорила всегда. Я не могу бросить детей. Суд не отдаст мне их, они останутся с отцом, и я помню, как однозначно Уильям выражал своё мнение касательно жён-изменниц. Он никогда не простит мне предательства. Я никогда больше я не увижу моего малыша Кенни и Фредди, мою милую маленькую красавицу. Но как я смогу жить без К.? Без его объятий, без его поцелуев, без...