Мама тогда, кажется, попрощалась чуть холоднее обычного (теперь это воспоминание играло другими красками). Кристиан Ройс приручил её, отца, даже Кенни; лишь Венди сразу увидела пугающую, чёрную, как беззвёздное небо, пустоту, что таилась под маской истинного джентльмена, идеального мужа, брата, сына.
- И чего же в таком случае вы добивались, милорд, когда пришли в мою спальню?
В ответ на издёвку в её голосе он слегка пожал плечами; синее домино при движении всколыхнулось, бархат блеснул на свету, отливая незабудками в тон инкрустации на табакерке.
- Мне было интересно, что ты будешь делать. Как поступишь. Как сбежишь из моей ловушки - и сможешь ли. Приятно, что я в тебе не ошибся. - Небрежно щёлкнув крышкой, он вернул табакерку в карман: лишь на белой перчатке остался след, словно от засохшей крови. - Мы с тобой - два яблока с одного древа, милая моя. Я понял это, как только впервые тебя увидел, так же, как ты с лёгкостью заглянула в мою душу глубже остальных. Но чтобы стать свободной, вначале нужно познать клетку. Я хотел дать тебе возможность расправить крылья - и вот она ты. Взгляни на себя... - В том, как её оглядели с ног до головы, читалось любование: так, должно быть, на Венди смотрел бы отец перед её первым балом. - Только представить тебя той, кем тебя хотели видеть твои невыносимо достопочтенные родители - примерной женой, милой скучной девочкой, поющей романсы, готовящей себя исключительно к тому, чтобы однажды лечь под юного скучного болвана...
- О, так вы, стало быть, обо мне заботились.
- Как умею. - Граф Айлен кивнул на сложенный вчетверо бумажный листок: Венди смахнула его на столешницу, чтобы увидеть мамины откровения, которые предпочла бы не видеть. - Письмо. Прочти его.
Подчиняться Венди не хотелось. Отчасти потому, что подозревала: то, что ждёт её под взломанной сургучной печатью, ещё страшнее написанного в дневнике. Иначе Кристиан Ройс, как опытный постановщик, не стал бы смазывать впечатление от предыдущего шокирующего откровения. Но она пришла в этот дом, ставший ей чужим, потому что им с Эдвардом нужны неопровержимые доказательства вины его владельца: такие, на которые не смогут закрыть глаза ни в страже, ни в Инквизиции - даже друзья Кристиана Ройса. И чтобы добыть доказательства его вины, Венди тоже придётся сыграть с Кристианом Ройсом в игру - по тем правилам, которые он предложит.
На случай, если игра в какой-то момент зайдет слишком далеко, на балу присутствует Инквизитор, но шанс подобного исхода по некоторым причинам был ничтожно мал.
Не отводя взгляда, Венди нащупала бумажный листок, желтевший рядом с дневником. Встряхнула его одной рукой, разворачивая перед собой: опускать ладонь с магической печатью было бы величайшей глупостью, даже если принять во внимание, что нападать на неё сейчас не в интересах врага.
Венди хватило нескольких строчек по центру, на которые упал её взгляд, чтобы отшвырнуть письмо, как ядовитую гадюку.
- Нет, - сказала она, ненавидя себя за беспомощный холод, ползущий по рукам от колотящегося сердца; он проникал в самые кончики пальцев, заползал под ногти, тянул безвольные ладони книзу.
- Увы, - почти лениво ответил граф Айлен.
- Это ложь. Подделка. Вы...
- Я знаю, как тебе хотелось бы винить меня во всех своих бедах. Но ирония в том, что кровь твоей семьи заливает не мои руки. - Он стоял неподвижно, не пытаясь приблизиться: не то боялся её спугнуть, не то ценил открывавшийся издали обзор на зрелище, что Венди сейчас собой являла. - Твоя мать отравила твоего отца, чтобы быть со мной, и поняла, что не может жить с таким грузом на душе. Она не думала, что пожар вспыхнет с такой силой, когда роняла ту свечу... надеялась просто скрыть истинную причину своей смерти, чтобы не вызывать подозрений и не бросить тень на своих детей. В конце концов, благопристойные леди не обрывают свою жизнь дозой опиума, которой хватило бы, чтобы усыпить слона. Правду должен был узнать только я, ведь её прощальное письмо, как и дневник, оставили в моём кабинете. Так оно и вышло, по сути... если не считать того, что своей слабостью помимо мужа она убила ещё и сына. - В словах звучала задумчивая досада, какую может испытывать художник, оценивая работу когда-то многообещающего новичка, который не оправдал его надежд. - О том, что её гибель можно было бы списать на тоску по мужу или случайное превышение дозы, она не подумала. Рад, что умом ты явно пошла не в мать.