Он был прав, её враг. Во всём прав.
Будь он проклят - и она тоже.
- Венди...
- В моих жилах течёт кровь изменницы и убийцы. Дурная кровь. Я готова была убить его сегодня. Я готова была отдать тебе всё, что ты попросишь, когда впервые пришла сюда. Кто я после этого?
Она едва ощутила, как её взяли за безвольно опущенные руки. Словно пальцы были не облиты тонким атласом, а завёрнуты в толстое шерстяное одеяло - промёрзшее и задубевшее к тому же.
Она не чувствовала ни тепла, которое растекалось по комнате от каминной решётки, ни тепла ладоней, что накрыли её собственные в знак поддержки. С закрытыми глазами легко было поверить, что она плывёт сквозь океан равнодушной ледяной черноты. Океан, что не оставил ей ни слёз, ни чувств, ни воспоминаний, о которых можно было бы теперь думать без боли.
Плыть в нём казалось легче, чем оставаться в реальном мире, где жизнь её в который раз за последние годы рассыпалась карточным домиком.
- Венди, ты самый чудесный, самый смелый, самый чистый человек из всех, кого я встречал. Если бы я воспользовался тогда твоим предложением, я был бы дрянью. Не ты. - Кажется, её руки приподняли и сжали почти до боли. Может, даже прижали к губам: она не видела и не хотела видеть. - Не позволяй ему отравить твой разум и твою душу... не позволяй повторить с тобой то, что он сделал с твоей матерью. Если ты поверишь в свою вину, в её вину, тогда - и только тогда - ты станешь той, кем он хочет тебя видеть. Понимаешь?
Она не шелохнулась. Лишь открыла глаза, когда Эдвард коснулся её щеки - пустые, как у кукол, которые ждали возвращения хозяйки на подоконнике её спальни.
Она не попыталась вывернуться, когда её подхватили на руки, и никак и ничем не ответила, когда Эдвард опустился в кресло, устроив её у себя на коленях. Просто неподвижно смотрела перед собой, пока её гладили по волосам и тихо говорили какую-то ласковую, баюкающую, успокаивающую чепуху, будто забалтывая больного ребёнка. Ей говорили про то, что покойная леди Морнэй у всех, кто знал её, вызывала одно лишь уважение; что от лучшей её подруги, которой мать Венди доверяла почти все свои секреты, сам Эдвард слышал только хорошее; что он понимает, как это тяжело, но нельзя позволить Кристиану Ройсу отобрать у Венди даже то немногое, что он оставил ей от прежней жизни - светлую память о семье, которая так её любила...
Как она всё-таки заплакала, Венди тоже не запомнила. Помнила лишь моменты - разрозненные, как стёклышки в калейдоскопе, если смотреть на него не с той стороны. Помнила, как скулила тоненько, трясясь в ознобе, как раненый зверёк. Помнила, как закусывала солёными губами бархат на его плече, чтобы не кричать, задыхаясь не то от ярости, не то от отчаяния. Помнила, как ей продолжали что-то говорить, пока она зарывалась лицом в его домино, уже насквозь влажное под её мокрыми щеками, а внутри неё в мучительной агонии умирала маленькая Фредди Морнэй - вместе с миром, которого, как выяснилось, давно уже не существовало.
- Если ты не способна сопротивляться ему, лучше всё отменить, - молвил Эдвард тихо, когда Венди затихла и лишь шумно сопела сквозь забитый нос.
- И он... останется безнаказанным? - хрипло, почти безучастно выговорила она.
- Нет. Я просто попробую убить его ещё раз. Скорее всего, снова безуспешно, но терять мне всё равно нечего.
Слова прозвучали без горечи, без сожалений - простой, почти беззаботной констатацией факта.
Венди долго молчала, глядя в окно, за которым стыла не по-летнему холодная тьма. Август выдался таким промозглым, будто осень в этом году решила вступить в свои права задолго до срока.
- Нет. - Когда она снова разомкнула губы, о недавних рыданиях в нём напоминала разве что лёгкая сиплость. - Ты прав. В том, что случилось, виноват он. И даже если... не только он... сейчас это всё, что имеет значение.
Венди пока сама толком не знала, кто произносит эти слова. Кто собрался из осколков Фредди Морнэй. Но, кто бы это ни был, эта девочка точно хотела для Кристиана Ройса участи куда более страшной, чем мечтала юная Фредди, пока брела по вересковым пустошам к особняку коварного лорда Мефистофеля.
Фредди хотела, чтобы Кристиан Ройс умер. Целью Венди было уничтожить его - куда более мучительным способом, нежели смерть. А для того, кто превратил всю свою жизнь в спектакль, предстать на суд почтенной публики без сорванной маски будет страшнее, чем любые пытки.