— В чем дело?
— Нам надо кое-куда съездить.
Впервые я замечаю, как она опухла от слез.
— Куда?
— В Гитох.
— Зачем?
— Маведах открыл город.
Я снова погружаю взгляд в туман.
— Что нам делать в Гитохе?
— Уилл хотел, чтобы ты кое-что увидел. Это было его последним желанием.
Моя рана только-только начала затягиваться, и хватило нескольких слов, чтобы она опять стала кровоточить. Я безвольно шагаю за Китой через опушку и поднимаюсь на «Эол».
Не проходит и часа, как корабль опускается в Гитохе. Сперва жители смотрят на нас с подозрением, но их успокаивают цифры «29» на наших нарукавных повязках. Подозрение сменяется приветственными криками. Один из драков вызывается провести нас между разбомбленными домами. Улицы расчищены, воронки засыпаны. В одном сгоревшем доме уже открылась ремонтная мастерская, в другом я вижу лавку, торгующую семенами и съедобной растительностью, в третьем магазинчик старой одежды. Улица перегорожена кучей обломков, бывшей некогда внушительным домом. У кучи нас дожидаются два десятка драков, вырядившихся в самое лучшее, что у них нашлось. Виден глубокий раскопанный подвал, уходящая вниз бетонная лестница. Электричества нет, ступеньки приходится освещать свечами.
— Что это за место? — спрашиваю я у Киты.
— Архивы примерно шестидесяти гитохских родов. К ним не обращались больше двенадцати лет. Здесь хранятся архивы рода Язи.
Мы заходим в просторное подвальное помещение. Свечи освещают его теплым желтым светом. В помещении толпятся драки, есть и несколько людей. Некоторых я узнаю, большинство — нет. На открытой железной полке стоят красивые книги разной толщины. Джетах в синей мантии берет с полки книгу потоньше и кладет ее на подиум.
Я замираю на месте и жгу Киту взглядом.
— Я не могу! Я не готов. — Глядя на мозаичный пол, я продолжаю шепотом: — Здесь нет его. Я хотел, чтобы он при этом присутствовал. Других он успел выслушать, а меня...
— Он здесь, Ро, — возражает Кита с улыбкой.
— Нет! — Я качаю головой. — Я верю только в призраки зла.
— Тем не менее он здесь, — настаивает она. Только сейчас я замечаю, что она держится руками за живот.
Какой я глупец! Она носит под сердцем ребенка Уилла. Я заключаю ее в объятия. Она отвечает мне тем же. Мы стоим неподвижно, пока вся боль не сменяется любовью. Наконец она поднимает на меня глаза.
— У меня письмо Уилла. Он написал его ночью, перед смертью. Оно адресовано тебе.
— Что в нем написано?
— Я не читала.
Я выпускаю ее, и она достает из кармана конверт. Я ломаю печать, вынимаю листок, разворачиваю его.
Дорогой Ро, нынче ты приступаешь к ритуалу взросления. Знай, что я очень горд тобой и верю, что ты будешь расти дальше и совершенствовать свои многочисленные достоинства. Однажды я тебе сказал, что хотел бы наблюдать, как ты растешь. С момента нашей встречи на Дружбе до последней минуты здесь, на Амадине, я радовался твоему возмужанию и праздновал твои достижения. Мое желание осуществилось.
Да пребудет с тобой всегда моя любовь!
Дядя Уилли.
Глядя на подпись, я вижу его, его озорную улыбку. Я отдаю письмо Ките и поворачиваюсь к архивариусу Гитоха.
Он рассказывает мне обо мне самом: в Талмане обещано, что моя жизнь будет течь по вселенскому плану. Со временем правила карантина будут облегчены, и я полечу на Драко, чтобы рассказать Матопе, ветерану в кресле-каталке, что память нас не покинула, что с войной покончено. Оттуда я отправлюсь на Тиман, чтобы выполнить обещание, данное Лахваю ни'до Тиману, дакизу Ри-Моу-Тавии, — преподавать его студентам предмет «Достижение мира на Амадине». Потом я перелечу на Дружбу, найду там пещеру и буду помогать Ките и членам рода Джерриба учить ее ребенка сбору хвороста, копчению змей, выживанию зимой. А дальше будет видно, куда поведет талма.
ПЕРЕД ТОБОЙ СТОЮ Я ЗДЕСЬ, РО ИЗ РОДА ЯЗИ, РОЖДЕННЫЙ АВО, УЧИТЕЛЕМ АНГЛИЙСКОГО, УЧЕНИК УИЛЛИСА ДЭВИДЖА, ДАРОВАВШЕГО МИР...
ЭССЕ
О ЯЗЫКАХ ИНОПЛАНЕТЯН
(или некоторые опасности преждевременного начала)
1978 год, первый год моей писательской карьеры. Из-под моего пера уже вышло несколько историй из серий «Мом» и «Цирк», и теперь я погружен в сочинение рассказа «Враг мой», превратившееся в настоящее наваждение. Отремонтированная электрическая пишущая машинка IBM за 20 долларов призывно гудит, бумага заправлена, на бумаге заглавие. Мои пальцы колотят по клавишам — и человек в рассказе, разминая пальцы, помышляет об убийстве, тем же занят инопланетянин. Последний открывает рот и произносит...
Что же он произносит, черт бы его побрал?
«Иркмаан»!
То есть «earthman», «землянин» — с ужасным акцентом?
Выходит, эти еще не получившие ни названия, ни облика инопланетяне произносят межзубное «th» как «к», а «а» растягивают из-за своих сильных ямайских корней?
Сейчас не время в это углубляться. История обязательно должна быть рассказана, у меня не будет ни минуты передышки, пока этого не произойдет. Тогда, в незапамятном прошлом, я садился за очередной рассказ и не прерывался, пока не закончу. Попробуйте такой метод для написания повести в двадцать тысяч слов...
В ответ человек кричит инопланетянину: «Ну-ка, руки вверх!» и тому подобное, а тот ему: «Иркмаан ваа, коруум су!»
Мой персонаж не мог оставить подобную наглость без комментария: он отвечает фразой, которую выучил на военной подготовке: «Кизз да йуомиин, Шизумаат!» Это значит: Шизумаат, отец, то есть родитель дракской философии, жрет киз. А киз — это...
Киз — отвратительная мелкая тварь; тем же самым словом называются испражнения этой твари. Не связано ли это с тем, что мне пришлось две недели ухаживать за соседским котом? Увы, истина похоронена навеки.
Так или иначе, коротенькая фраза — «Кизз да йуомиин, Шизумаат!» — породила и философа Шизумаата, и фауну чужой планеты. Из философа выросла необходимость придумать целую философию, чтобы философу было о чем пофилософствовать, а именем придуманного мной зверька ученики трех-четырех континентов стали дразнить своих учителей; учителя догадывались, что имя бранное, но не знали в точности, кто такой «киз».
Что же ответил на оскорбление драк? «Иркмаан, йаа глупый Микки-Маус».
Что это, последствия непутевой юности, потраченной на просмотр по телевизору старых фильмов о Второй мировой войне? Конечно, взаимные экранные оскорбления джи-ай и сынов Японии не могли не запасть в память.
Потом моего землянина валит с ног какая-то волна. Придя в себя, он обнаруживает, что связан. Инопланетянин, наклонившись к нему, презрительно спрашивает: «Кизз да йуомиин, иркмаан, не?» Иными словами, «а теперь кто его жрет, приятель?»
Вскоре становится ясно, что «эсс» значит «что», «лод» — голова, «не» — нет. Дальше драк спрашивает человека: «Кос сон ва?» Человек не знает; как ответить, инопланетянин повторяет вопрос. Показывая на себя, он говорит: «Кос ва сон Джерриба Шиген». Потом указывает на человека. «Кос сон ва?»
Кос ва сон — кос сон ва. Меня зовут — тебя зовут. Черт, тут уже не просто словарь, но и грамматика! Именно грамматика была в старших классах школы моим слабым местом. Я дал себе слово, что постараюсь как-то оформить язык инопланетных существ, рождавшийся у меня на глазах. Однако у меня не нашлось для этого времени: рассказ — вот главное!
Поняв инопланетянина, человек отвечает: «Дэвидж. Меня зовут Уилл Дэвидж».
Во-первых, откуда взялось имя персонажа? У меня как будто не было времени его придумать. Когда вас изводит сочинительский зуд, вы просто пишете, и слоги занимают свои места сами по себе. Первым, кстати, появилось имя инопланетянина: я пососал палец и высосал Джеррибу Шигена. Интересно, он-то откуда взялся?